«СМЕРШ» ПРОТИВ «БУССАРДА» (Репортаж из архива тайной войны)

Я, будучи в растерянности, не мог ничего ответить Ване. И даже позже, когда с подобным предложением ко мне со слезами обратились Тамара Кобзун и Нина Подгол, я не смог реально воспринять желания девочек. И только когда мы проехали городок Варту, где от убегающих офицеров я узнал, что Лодзь уже захвачена русскими войсками, я задумался о том, что надо что-то предпринимать. За Варту в деревне мы снова попали под бомбежку, потеряли двух немцев, была убита одна лошадь, повреждена повозка и вещи на ней, в том числе моя давняя спутница — гитара. Оставшиеся в живых немцы перегружали сохранившееся имущество на другую повозку, а я с Алексеем зашли в дом погреться.

И тут неожиданно передо мной открылся Алексей. Твердой решительно он сказал: «Юрий Васильевич, дальше бессмысленно драпать, все равно войска Красной армии нас догонят, и тогда нам будет хуже. Я дальше не пойду!» Алексей, глядя мне в глаза, заявил: «Я — советский разведчик, знаю пароль, я послан военной контрразведкой персонально к тебе. О тебе там знают, всю твою биографию, твои взгляды, настроение по отношению к немцам. И уже два года ждут. И Наталья Васильевна ждет. Дважды пытались вызволить тебя, но неудачно».

Откровения Алексея ошеломили меня, а при упоминании имени Натальи Васильевны я вздрогнул, сердце учащенно забилось и, задыхаясь от волнения, я спросил: «Ты встречался с ней?» — «Нет, я ее не видел, но о ваших взаимных чувствах мне сказали. Мне поручили передать тебе: пусть Ростов не боится переходить к нам, лучше будет, если он придет сам, добровольно. Тогда ему будет предоставлена возможность вместе с нами бороться против немцев и возвратить право гражданина своей Родины».

Зная хорошо Скоробогатова больше полугода, я поверил ему и с радостью согласился явиться с повинной. «А детей куда?» — спросил я. «Возьмем с собой», — ответил Алексей. Затем он позвал в дом Гуринову, Замотаева и остальных детей, объявив им, что мы решили перейти на сторону Красной армии. Все они единодушно и радостно ответили, что пойдут с нами. А я чувствовал себя, как во сне и не знал, что делать дальше, поэтому полностью доверился Алексею.

Чтобы избавиться от оставшихся в живых немцев, посоветовал мне Алексей, прикажи им ехать по шоссе, а мы во избежание бомбежки будем двигаться на Калиш стороной в двухстах метрах от дороги. Немцы согласились и уехали. А мы, свернув с шоссе, добрались до деревни, из которой немцы эвакуировали всех жителей. Здесь мы остановились, накормили детей и заночевали. Алексей предупредил детей: если появятся немцы — молчите, будут расспрашивать, скажите, что наш капитан болен, без него мы никуда не пойдем.

Утром в деревню на мотоцикле заехали два эсэсовских офицера и, узнав от меня, кто мы, предупредили, что фронт уже близко, спешите, русские скоро будут здесь. Офицеры уехали. А мы — следом за ними, но перебрались в деревню Филипьяк, где нас встретила одинокая польская семья. Я рассказал о наших намерениях, жена пожилого поляка Ядвига посоветовала спрятать детей в подвале, что мы и сделали.

Прислушиваясь к гулу моторов из соседней деревни, Алексей размышляя сказал:

«Интересно, кто там — немцы или наши? Надо разведать!» И он обратился к хозяину дома: «Анджей, сходи, узнай, в той деревне наши, русские, или немцы?» Анджей, раскуривая свою трубку, нахмурился и пробурчал: «Не можу, пан, боюсь!» И тут нас выручила жена поляка Ядвига. Она встала перед мужем, властно, настойчиво и с искренним состраданием заговорила: «О, господи Иисусе! Анджей, ты поляк или тряпка? Разве ты не видишь, что наши братья славяне в опасности и детки-заморыши в страхе? Сходи, проберись незаметно ольшанником, посмотри кто там: наши освободители или колбасники?» Анджей молчал, потом сердито сказал: «Немчура забрала у нас коня, корову с теленком, выгребла закрома, сына увели, и ты хочешь, чтобы они лишили теперь и меня жизни?» Но Ядвига не отступила: «О, пресвятая Дева Мария! Дражайший Анджей, — проникновенно проговорила она, — перед алтарем со мной венчаный, ты люб и дорог мне! Но вспомни, что золотыми буквами написано про польский народ. Богом тебя прошу, сходи, ты же храбрый католик!»

Анджей хмурился, думал и только вздыхал. Сидя на завалинке и слушая этот семейный диалог, я оценил мужество Ядвиги и нерешительность Анджея. Мне тоже пришлось пережить нечто подобное летом 1943 г, когда мужественная Наталья Васильевна уговаривала меня уйти к партизанам и сумела увести к ним целую роту агентов-добровольцев, завербованных из военнопленных.

«Видимо, такую типичную ситуацию, — думалось мне, — следует объяснять разной природой мужчины и женщины. Мужество женщины отличается от мужества мужчины так же, как их природное назначение. Мужчина — борец в бою, в схватке, а женщина — в страданиях. А страдания нередко тяжелее самого яростного боя».