Смерть Ахиллеса

Тут не упустить бы миг, когда палец чуть шевельнется на спусковом крючке, начав движение. Имея дело с безоружным, вооруженный неминуемо приглушает свои инстинкты, ощущая себя в безопасности, чересчур полагается на бездушный металл. Реакции такого человека замедленны — это азбука искусства «крадущихся».

Правильно угадать момент — главное. Первый рывок вперед и влево, пуля пройдет правее. Потом броситься под ноги — вторая пуля пройдет над головой. И тогда подсечку.

Рискованно. Восемь шагов — многовато. А если объект догадается чуть отступить назад, то вообще пиши пропало.

Но выбора не было.

И тут белоглазый впервые совершил оплошность — на секунду прикрыл глаза.

Этого было достаточно. Эраст Петрович не стал рисковать, бросаясь под пули, а вместо этого прямо с места пружинисто прыгнул в окно.

Локтями вышиб раму, вылетел в вихре стеклянных осколков, перевернулся в воздухе и благополучно приземлился на корточки. Даже не порезался.

В ушах звенело — видимо, белоглазый все же успел выстрелить. Но, разумеется, не попал.

Фандорин побежал вдоль стены. Рванул из брючного кармана свисток и подал условный сигнал для начала операции.

* * *

Никогда еще Ахимас не видел, чтобы человек двигался с такой быстротой. Только что стоял на месте, и вот лаковые штиблеты с белыми гамашами уже исчезли за окном. Он выстрелил, но на долю секунды позже, чем следовало.

Не задумываясь, перескочил через засыпанный стеклом подоконник. Упал на четвереньки.

Сыщик бежал и отчаянно дул в свисток. Ахимасу даже стало его немного жаль — бедняга рассчитывал на подмогу.

Легкий, как мальчишка, Фандорин уже сворачивал за угол. Ахимас выстрелил с бедра — от стены брызнула штукатурка. Нехорошо.

Но внешний двор побольше внутреннего. До ворот объекту не добежать.

* * *

Вон они, ворота — с деревянным навесом, с резными столбами. Исконно русские, допетровской конструкции, а зовутся почему-то «свейскими». Видно, в незапамятные времена научились москвитяне этой плотницкой премудрости у какого-нибудь шведского купца.

Посреди двора застыл с метлой в руках дворник, разинув щербатый рот. Тот, что изображал пьяного, так и сидел на скамейке, пялился на бегущего коллежского асессора. К стенке испуганно жалась давешняя бабенка в ковровом платке и балахоне. Эраст Петрович вдруг понял — это не агенты! Просто дворник, просто забулдыга, просто побирушка.

Сзади звук бегущих шагов.

Фандорин сделал зигзаг в сторону — и вовремя: плечо обожгло горячим. Ерунда, по касательной.

За воротами виднелась золотая от солнца улица. Вроде бы близко, а не успеть.

Эраст Петрович остановился, развернулся. Какой смысл пулю в спину получать?

Остановился и белоглазый. Было три выстрела, значит, в «баярде» еще три пули. Более чем достаточно, чтобы прекратить земной путь господина Фандорина, двадцати шести лет от роду, родственников не имеющего. Расстояние — пятнадцать шагов. Слишком много, чтобы пытаться что-то предпринять. Где Караченцев? Где его люди? Думать об этом было некогда.

Под манжетом была стрела, вряд ли действенная на таком отдалении. Тем не менее Эраст Петрович поднял руку, готовясь резко согнуть ее в локте.

Белоглазый тоже неспешно нацелил ему в грудь.

У коллежского асессора возникла мимолетная ассоциация: сцена дуэли из оперы «Евгений Онегин». Сейчас белоглазый запоет: «Паду ли я, стрелой пронзенный».

* * *

Две пули в грудь. Потом подойти и третью в голову.

На выстрелы никто не прибежит. В этих местах городового днем с огнем не сыщешь. Можно не торопиться.

Тут, угловым зрением, Ахимас уловил какое-то быстрое движение. Стремительная приземистая тень метнулась от стены.

Резко развернувшись, он увидел перекошенное в свирепой гримасе узкоглазое лицо под нелепым ковровым платком, увидел разинутый в клекочущем крике рот. Японец!

Палец нажал гашетку.

* * *

Бабенка, что робко жалась к стене, вдруг издала боевой клич иокогамских якудза и кинулась на белоглазого по всем правилам дзюдзюцу.

Тот проворно обернулся и выстрелил, но бабенка нырнула под пулю и исключительно грамотным ударом мавасигири из четвертой позиции сбила стрелявшего с ног. Нелепый ковровый платок съехал на плечи, показалась черноволосая голова, обмотанная белым полотенцем.

Маса! Но откуда? Выследил, проходимец! То-то так легко согласился отпустить хозяина одного!

И не платок это вовсе, половичок из «Дюссо». А балахон — чехол от кресла!

Но проявлять запоздалую наблюдательность было некогда. Эраст Петрович ринулся вперед, выставив руку со стрелой, но стрелять поостерегся — не угодить бы в Масу.

Японец ударил белоглазого ребром ладони по запястью — «баярд» отлетел в сторону, ударился о камень и грохнул прямо в синее небо.

В следующую секунду железный кулак со всей силы ударил японца в висок, и Маса обмяк, ткнулся носом в землю.

Белоглазый мельком глянул на надвигающегося Фандорина, на валяющийся поодаль револьвер, гуттаперчево вскочил на ноги и кинулся обратно, к внутреннему двору.

* * *