Смерть Ахиллеса

До «баярда» было не достать. Противник ловок, владеет навыками рукопашного боя. Пока будешь с ним возиться, очнется японец, а с двумя такими мастерами в одиночку не справиться.

Назад, в комнату. Там на полу, возле кровати, заряженный «кольт».

* * *

Чуть замедлив бег, Фандорин подхватил с земли револьвер. На это ушло каких-нибудь полсекунды, но белоглазый успел свернуть за угол. Снова, как давеча, возникла неуместная мысль: будто дети в салочки — то дружно бежим в одну сторону, то так же дружно обратно.

Было пять выстрелов, в барабане всего один патрон. Промахнуться нельзя.

Эраст Петрович обогнул угол и увидел, что белоглазый уже схватился рукой за дверь седьмого номера. Не целясь, коллежский асессор пустил стрелу.

Бесполезно — объект скрылся в проеме.

* * *

За дверью Ахимас вдруг споткнулся, подломилась нога и больше не желала слушаться.

Он недоуменно глянул — сбоку из щиколотки торчал металлический штырь. Что за наваждение!

Превозмогая острую боль, кое-как преодолел ступеньки, на четвереньках пополз по полу — туда, где чернел «кольт». В то мгновение, когда пальцы сомкнулись на рифленой рукоятке, сзади ударил гром.

* * *

Есть!

Темная фигура вытянулась во весь рост. Из разжавшихся пальцев выскользнул черный револьвер.

Эраст Петрович в два прыжка пересек комнату и подхватил с пола оружие. Взвел курок, на всякий случай попятился.

Белоглазый лежал ничком. Посреди спины набухало мокрое пятно.

Сзади раздался топот, но коллежский асессор не обернулся — узнал короткие шажки Масы.

Сказал по-японски:

— Переверни его. Только осторожней, он очень опасен.

* * *

За сорок лет жизни Ахимас ни разу не был ранен, очень этим гордился, но втайне страшился, что рано или поздно везение кончится. Смерти не боялся, а ранения — боли, беспомощности — да, страшился. Вдруг мука окажется невыносимой? Вдруг он утратит контроль над телом и духом, как это много раз на его глазах происходило с другими?

Больно не было. Совсем. А вот тело слушаться перестало.

Перебит позвоночник, подумал он. Граф Санта-Кроче на свой остров не попадет. Мысль была будничная, без сожаления.

Потом что-то произошло. Только что перед глазами были пыльные доски пола. Теперь вдруг оказался серый, затянутый по углам паутиной потолок.

Ахимас переместил взгляд. Над ним стоял Фандорин с револьвером в руке.

Какой нелепый у человека вид, если смотреть снизу. Именно такими нас видят собаки, червяки, букашки.

— Вы меня слышите? — спросил сыщик.

— Да, — ответил Ахимас и сам удивился, какой ровный и звучный у него голос.

Кровь лилась не переставая — это он чувствовал. Если ее не остановить, скоро всё кончится. Это хорошо. Надо сделать так, чтобы кровь не останавливали. Для этого нужно было говорить.

* * *

Лежащий смотрел пристально, будто пытался разглядеть в лице Эраста Петровича что-то очень важное. Потом заговорил. Скупыми, ясными предложениями.

— Предлагаю сделку. Я спасаю вам жизнь. Вы выполняете мою просьбу.

— Какую просьбу? — удивился Фандорин, уверенный, что у белоглазого бред. — И как вы можете спасти мне жизнь?

— О просьбе после. Вы обречены. Спасти могу только я. Вас убьют ваши же начальники. Они вас вычеркнули. Из жизни. Я не смог вас убить. Другие сделают это.

— Чушь! — воскликнул Эраст Петрович, но под ложечкой противно засосало. Куда подевалась полиция? Где Караченцев?

— Давайте так. — Раненый облизнул серые губы. — Я говорю, что вам делать. Если вы мне верите, то выполняете просьбу. Если нет — нет. Слово?

Фандорин кивнул, заворожено глядя на человека, явившегося из прошлого.

— Просьба такая. Под кроватью портфель. Тот самый. Его никто искать не будет. Он всем только мешает. Портфель ваш. Там же конверт. В нем пятьдесят тысяч. Конверт отошлите Ванде. Сделаете?

— Нет! — возмутился коллежский асессор. — Все деньги будут переданы властям. Я не вор! Я чиновник и дворянин.

* * *

Ахимас прислушался к тому, что происходило с его телом. Кажется, времени остается меньше, чем он думал. Говорить становилось все труднее. Успеть бы.

— Вы никто и ничто. Вы труп. — Силуэт сыщика начинал расплываться, и Ахимас заговорил быстрее. — Соболев приговорен тайным судом. Императорским. Теперь вы знаете всю правду. За это вас убьют. Государственная необходимость. В портфеле несколько паспортов. Билеты на парижский поезд. Отходит в восемь. Успеете. Иначе смерть.

В глазах потемнело. Ахимас сделал усилие и отогнал пелену.

Соображай быстрей, поторопил он. Ты умный, а у меня уже нет времени.

* * *

Белоглазый говорил правду.

Когда Эрасту Петровичу это стало окончательно ясно, он покачнулся.

Если так, он — конченый человек. Лишился всего — службы, чести, жизненного смысла. Негодяй Караченцев предал его, послал на верную смерть. Нет, не Караченцев — государство, держава, отчизна.

Если остался жив, то лишь благодаря чуду. Точнее Масе.

Фандорин оглянулся на слугу. Тот таращил глаза, приложив руку к ушибленному виску.

Бедняжка. Никакая голова, даже самая чугунная, такого обращения не выдержит. Ах, Маса, Маса, что же нам с тобой делать? Связал ты свою жизнь не с тем, с кем нужно.

— Просьбу. Обещайте, — едва слышно прошептал умирающий.