Смерть автора

Может ли зрелище человека, мирно спящего на кровати, быть ужасным и противоестественным? В тот раз я убедился, что может. Постель была не разобрана; он спал прямо поверх одеял, скрестив руки на груди, совершенно одетый, не сняв даже сапог, только ворот рубашки, столь же отвратительно красной, как балдахин, распущен у горла. Поза его была ненатуральной и застывшей; вначале я принял его за слугу, решившего поваляться на господской постели и притворившегося, что не слышит шагов. Но тут же я понял, что стараюсь убедить себя в заведомой глупости, ибо лежавший на постели был, несомненно, знакомый мне по газетным портретам Мирослав Эминович, и одет он был в костюм цвета гречишного мёда…

Читатель, конечно, догадается, что все эти мысли пронеслись у меня в голове в течение считанных секунд. Потому что человек, лежавший на кровати, подскочил и сел, и в руке у него оказался маленький браунинг.

– Ни с места, – приказал он, направив дуло на меня. – А ещё лучше, сядьте на стул. Вот так.

Я понял, что шутить он не собирается – и одновременно понял, как сильно рисковал. Хозяин, Мирослав он или не Мирослав, мог запросто сдать меня в полицию – я незаконно вторгся в частный дом и, как ни крути, правда была на его стороне. Мне ничего не оставалось делать, как только проследовать к стулу и послушно сесть. Не опуская пистолета, тот, на кровати, спустил ноги на пол и вновь обратился ко мне:

– Кто вы?

– Корреспондент журнала «Презент энд Модерн Лайф», – быстро ответил я. Я счёл благоразумным говорить правду.

– По какому праву вы залезаете в чужие дома?

– По праву истины, – дерзко сказал я, решив пойти ва-банк. – Мой долг – выяснить, кто вы в действительности и какое отношение имеете к мистеру Мопперу и его книге. Поскольку вы не спешите помогать в прояснении ситуации, мне приходится брать кое-какую инициативу на себя.

– Хорошо, – презрительно обронил мой захватчик, и его губы искривились в иронической усмешке. – Я – Мирослав-боярин. Это вас устраивает?

– Не очень-то, – я набрался храбрости, видя, что он упустил момент и теперь уже в меня не выстрелит (да и кому охота связываться с английским законодательством?)¹¹. – Вы даже не похожи на героя романа по внешности. У вас есть более веские доказательства, чем пуля в журналиста?

– Доказательства? – усмехаясь, переспросил Мирослав. – Я могу предъявить свои документы. Ловите!

Всё ещё держа меня на мушке, он левой рукой вытащил из кармана паспорт и через всю спальню швырнул его мне на колени. Раскрыв шагреневую книжечку, я с испугом понял, что не знаю, чего мне искать. Внешне этот человек ничуть не походил на Мирослава-боярина, описанного в романе, но ведь то могла быть художественная вольность автора. Моппер, как известно, не приводит даже фамилии своего героя – он подписывается на страницах романа как «Мирослав Э.». Под дулом пистолета я перелистал паспорт. Он был выдан на имя Мирослава Эминовича, глаза тёмные, волосы тёмные… и так далее. Только дата рождения – 1856 – была явно подложной: тому, кто сидел на кровати напротив меня, никак не могло быть более тридцати пяти – тридцати семи лет. Я понял голову, и взгляд мой встретился с насмешливым взглядом Мирослава.

– Может быть, теперь вы ответите доверием на доверие и раскроете вашу личность?

– Хорошо, – устало сказал я. – Меня зовут Джонатан Степлс. Я штатный корреспондент журнала «Презент энд Модерн Лайф», как я уже говорил. Журналистское удостоверение у меня с собой, и вы можете ознакомиться с ним.

Окончание читайте в следующем выпуске журнала Present& ModernLife.

Заметка из DailyTelegraph от 17 августа 1913 г.

Айзек Райхман, преуспевающий портной и владелец ателье на Риджентс-стрит, повесился вчера в собственной мастерской на муаровой ленте. Следствия открывать не будут, так как в кармане покойного находилась записка: «В моей смерти виновен я сам и никто другой», – написанная его рукой и сложенная так, чтобы её было видно. Причиной самоубийства, по-видимому, стало внезапное психическое расстройство мистера Райхмана, так как все остальные карманы его одежды оказались набиты цветами, а за брючный ремень заткнут целый пучок фиалок. Остаётся задуматься над тем, к чему приводит ускорение темпов жизни в современном обществе, где за успех зачастую платят душевным расстройством и даже самою жизнью.

Из номера Present& ModernLife от 21 августа 1913 г.

В обители ужаса

Окончание. Начало в выпуске от 14 августа с. г.

Мирослав опустил пистолет.

– Я не нуждаюсь в доказательствах, – всё с той же презрительной интонацией ответил он. – Доказательства – бесполезное стремление оправдаться перед истиной.

– В чём же, по-вашему, истина? – заинтересованно спросил я. Я понял, что столкнулся с личностью более чем неординарной, и общение с ним стоило того риска, который я испытал. Он встряхнул длинными, как у пианиста, волосами.