Смерть беспозвоночным

— Конечно, да и несложная работа, все зиждется на колористике. В случае каких-либо сомнений обсудим на обратном пути. Утром, выезжая за мной, он позвонит, вышлет машину с шофером, а как же, не сам же приедет. Но он из тех, кому веришь безоговорочно, сказал: в 10 часов 12 минут — как штык будет. Я и решила воспользоваться случаем, у меня тоже, сама знаешь, со временем плохо, каждая минута на счету, а тут и день сэкономишь, и в Варшаве побываешь задаром, и тебя повидаешь.

В панике мысленно пробежалась по своим закромам: куриная печенка, колбаса–кашанка, яйца, корнишончики… Вполне хватит, Лялька не обжора, а если не оказалось витаминов, один раз можно обойтись и без них.

— Только без жратвы! — предупредила Лялька при входе в гостиную. — В самолете кормили от пуза, так что давай не станем терять время. Лишь бы что-нибудь попить. И сразу начнем. Сначала я, потом ты, потому как у меня немного, а у тебя накопилась наверняка прорва новостей.

И в результате прием получился из кружочков катанки, кусочков всяких сырков и красного вина. Кожицу катанки мы старательно оставляли для кошек

И к рассказу приступила Лялька.

— Она вся дрожала мелкой дрожью. И знаешь, внутри у нее что-то трещало. Ведь мало иметь отца психопата, так еще и убийцу. И мне казалось, она еще и за своего мужика боялась, ну того самого Хенрика, и сдается мне, правильно боялась…

— И я так думала, — подтвердила я. — Но только до тех пор, пока с ним лично не познакомилась.

— И какой он?

— Отличный мужик! Если можно так назвать интеллектуала. Человек замечательный, честный, культурный — мужчина что надо. В нашу шайку убийц никак не вписывается. Если надо — убьет человека, даже зарубит, но не собственноручно, а только перед судом. У него другая группа крови.

— Она это знала. И дрожала от страха. Отец — это отец, даже закон не позволит отречься от него, а она боялась его до чертиков. И все надеялась, что, может, это не он, а тот негодяй, забыла, как его, Барбер, что ли, или Поренч, или еще кто. Столько времени прожила в постоянном нервном напряжении. Ну так что, это уже доказано?

С утра у меня уже были две кассеты, точнее копии двух кассет, одну я получила от Островского, вторую привез Гурский, сухо присовокупив — вот, на память. Так что мне не пришлось ничего говорить, стоило лишь поставить кассеты.

— …Ну как вы себе это представляете?— гремел голос Гурского очень отчетливо, и в нем явно чувствовалось ехидство. — Нам на голову свалилась целая серия убийств, причем людей заметных, связанных бесчисленными нитями со многими важными деятелями и знаменитостями, в основном из мира телевидения и… ладно уж, и культуры, я лечу к прокурору и требую ордер на обыск дома человека, никак с ними и с этим миром не связанным. «Он убийца*, — твержу я. «А чем докажете?» — спрашивает прокурор.«.А тем, что у пани Хмелевской было такое предчувствие». Меня даже с работы не уволят, прямиком отправят в сумасшедший дом и оставят там до конца дней моих.

—Да не предчувствие у меня было,— пропищала я ненатуральным голосом, должно быть, где-то сбоку сидела. И очень обиженным. Вот, теперь издеваются!

Гурский продолжал:

— Так он подходит по характеру, поясняю я, а прокурор опять спрашивает, откуда мне это известно. «А потому что некая ушлая баба Вишневская так сказала. К тому же мы обнаружили одно из орудий убийства». — «Где обнаружили?» — «У одной старушки с гнойным аппендицитом, к тому же инвалида, которая, насколько мне известно, никогда не переступала порога телецентра…»

— Один раз переступала —это голос Петрика Петера.

И опять Гурский, не реагирующий на замечания слушателей: