Смерть без работы не останется

– …Че, девочки, припухли? – развязно спросил Галоп, засунув руки глубоко в карманы легких брюк. Он изобразил какой-то танец в виде чечетки, но ничего путного не получилось. Кто-то из группы девушек обозвал его клоуном. – Ладно! Скоро сами будете танцевать! Вы тут подумайте, поразмыслите головенками своими. Все вам под своими нищими мужиками валяться или подпишете контракты? Солнце, море, богатые красивые мужики и бабло, бабло, бабло!

– Вот сам и ехал бы! – раздался звонкий голос. – Бабла огребешь собственным гузном…

– Тьфу, – сплюнул Галоп и, повернувшись, вышел, громко хлопнув дверью. Девушки остались одни. Это было помещение игрового клуба. Столы еще не покрыты сукном, рулетка, не распакованная, стояла в углу, в большом ящике. За окном лес, а между лесом и домиком загородного клуба «Олимпия» слонялись трое здоровых парней, которые зорко посматривали по сторонам.

– Ну, что будем делать? – спрыгнула со стола высокая стройная девушка в короткой юбке. – То ли здесь молотить, то ли рискнуть да на юга махнуть?

– Есть у меня знакомая одна, – подала голос из дальнего угла рыжеволосая девушка с косой, закрученной вокруг головы, – так она оттуда с таким капиталом приехала, что теперь в бизнес-леди подалась. Ресторан открыла, салон красоты. Короче, вся в шоколаде.

– Ага, – язвительно бросила еще одна девушка, длинноногая и худая. – А у нас в Пыжме две так и пропали лет пять назад. Между прочим, сами поехали, по своим каналам, проверенным. И пропали. Даже посольство найти не может.

– Слушай, – круто повернулась на высоких каблучках первая девушка. – Кто там куда поехал и с чем вернулся, я не знаю, а мы с вами школу жизни уже прошли, даже аттестат половой зрелости получили. Этим уродам какой резон нас подставлять? Вы башками своими покумекайте! Они с нас бабла поимеют прилично, им выгодно нас в чистое место поставлять и не одним днем жить. То бизнес, а мы в нем товар. Нет им резона нас абы куда совать!

– А если я вообще никуда ехать не хочу? – зло спросила невысокая миловидная девушка с большой грудью. – Если я здесь вообще не по своей воле, если меня эти твои драгоценные просто подставили, если у меня паспорт в прошлом году отобрали, в сарае заперли и велели отрабатывать? А если я все отработала? Все! На носу я твои Эмираты видала!

– Да, да, – загалдели еще несколько девушек. – Мы у себя дома в рабынях походили, хватит! Мы не хотим всю жизнь в шлюхах ходить!

– А ты с чем к матери придешь? – взвилась первая. – Ты с каким выражением лица к ней явишься? Вот она я, мама, принимай. Меня давненько дома не было, но ты не переживай. Подумаешь, через меня батальон мужиков прошел! Это дело нехитрое: раз, два – ножки врозь. Главное, я душой чистая осталась. Непорочная. Да она после тебя дом со скипидаром отмывать будет. Она у тебя училка школьная? Вот-вот, давай. Позор ей на всю школу!

– А че вы орете? – басом осведомилась широкоплечая черноволосая девушка, угрюмо молчавшая все это время. – Наивные, как два сарая… Да кто вас спрашивать будет? Повелись на этого недоумка? Да они специально, чтобы мы не бузили да вены себе вскрывать не начали, эту бодягу завели. С контрактами, предложениями красивой жизни.

– А что не так? – стала в позу первая девушка. – Тебе есть что возразить?

– Дуры вы все, – буркнула темноволосая. – Как дерьмом были, так им и останетесь. Хотите не хотите, всех в пароход и на юг. Только одни с улыбочками поедут в трюме, а другим сначала по почкам настучат, потом все равно в трюм. И финал один: пальмы, песок, павлины и потные толстые шейхи. Это если повезет. А не повезет, так торгаши с базара. Эти и колечка не подарят, только трахать по ночам будут, а на день в подвале запирать. Контракт вам! Дуры…

Споры продолжались около часа. Потом вернулись охранники, и девушек, которые изъявили желание ехать добровольно, увели из комнаты. Оставшиеся сидели молча, подавленные и угрюмые. А потом к домику подъехала машина с цельнометаллическим кузовом. Девушки стали тревожно посматривать в окно, но тут дверь распахнулась, и на пороге возник Галоп.

– Все, девки, хорош! На выход с вещами.

– Куда, че надо… – снова загалдели на разные голоса девушки.

Галоп схватил ближайшую в охапку, с гоготом запустил ей руку под подол. Девушка завизжала, стала вырываться и наконец, изловчившись, ударила каблуком парня в подъем ноги. Галоп вскрикнул и наотмашь ударил девушку ладонью по голове.

– Э-э! Хорош! – вместе с топотом ног раздался чей-то властный голос. – Чешется, что ли, Галопа? А ну, пацаны, давай всю эту ораву в машину.

Четверо парней, вошедших в комнату, стали хватать девушек за руки и толкать к открытой двери. Девушки начали сопротивляться, кто-то заплакал.

– Если не пойдете добром, – заорал старший, – велю за ноги тащить. С ободранными задницами портовыми шлюхами станете! От триппера подохнете, сучки! А ну, пошли, пока добром велят!

Девушек стали по одной или по двое выволакивать из домика и заталкивать в открытые задние двери фургона. Одна из них упала и разодрала в кровь колено.

– О-о! – заржал один из охранников. – Больше не девочка!

Второй, который стоял рядам с девушкой, схватил ее за руку, а потом рывком опрокинул на пол фургона.

– Дай я тебе полижу! – сладострастно прохрипел он, высовывая изо рта длинный бурый язык, весь в нездоровом налете.

Голова парня вдруг дернулась, и в открытую дверку фургона со стуком ударил поток чего-то резко пахнущего и неприятного на вид. Девушка с разбитым коленом не сразу поняла, что происходит. Но когда парень стал валиться на землю, ударившись лицом о порог, она увидела, что задней части головы у него нет. Сквозь спутанные и окровавленные волосы торчали белые острые кости, вместо затылка зияла тошнотворно темная дыра, из которой стекала кровь и еще что-то сероватое. Девушка истошно закричала и забилась в ужасе в судорогах, пытаясь отползти дальше внутрь машины.

Второй парень, стоявший возле фургона, сразу все понял и бросился на землю, но что-то со звонким стуком пробило открытую дверь, и пуля нашла его, впившись в поясницу. Парень корчился на земле, выгибаясь дугой и издавая высокие протяжные звуки. Галоп выбежал вместе с двумя другими охранниками, выхватывая на ходу пистолет из-за спины. Он слышал крики на улице, но не мог и предположить, что произошло страшное. А за пистолет он схватился только для того, чтобы порисоваться перед девчонками. Вот он какой крутой, супермен! Для него и в такие минуты было не важно, что перед ним обычные проститутки. Что они повидали таких суперменов во всех видах и в любом состоянии и знали им цену.

Труп с простреленной головой, у которого еще подергивалась одна нога, второй парень, который корчился в пыли, смешивая с нею свою кровь, – зрелище впечатляющее. Галоп не успел понять, что тут происходит, он тупо замер на месте, выставив перед собой ствол пистолета, и стал озираться по сторонам. Если есть двое застреленных, то должны быть и те, кто совершил нападение… По его разумению, здесь сейчас должна быть беготня, крики, стрельба. А тут…

Тупой удар в левую сторону груди сначала даже не вызвал боли. На какой-то миг Галопу показалось, что в него кто-то кинул камушком. Но недоумение сменилось паникой. Он вдруг почувствовал, что в глубине груди, куда его ударило, начинает разрастаться боль. Она нарастала и нарастала, дыхания не хватало, Галоп даже не мог вдохнуть воздух. У него на это вдруг не оказалось сил. Перед глазами все поплыло, он перестал чувствовать свои ноги, ощущать под собой землю. В короткий миг он ощутил, что летит, а потом…

Старший бригады все понял быстрее. Особенно когда к двум трупам прибавился еще и труп Галопа с открытыми, по-дурацки удивленными глазами и струйкой крови, стекавшей из уголка рта. Снайпер! Твою мать, что за дела!

– В дом, назад! – заорал он своему помощнику и кинулся под защиту кирпичных стен.

Им повезло только потому, что они вовремя сообразили. Еще одна пуля разбила угол кирпича в паре сантиметров от головы второго охранника. Теперь телефон… сообщить, скорее. Часть девчонок, которых насильно пытались вытащить из комнаты и посадить в фургон, с визгом и криками выскочили на улицу. Трупы на земле, белое лицо их подруги, которая с ужасом выбиралась из фургона, все это только добавило сил. Через минуту воцарилась тишина, нарушаемая только возгласами старшего из охранников, который пытался объяснить по телефону, что их обстреливает снайпер. Ему, кажется, не верили…

Лера впервые в жизни поняла, что такое безысходность. Она прочувствовала, что такое потеря надежды, что значит не видеть впереди вообще ничего. Только эти светлые стены, эту противную рожу Фариды с толстыми редкими волосками на подбородке и верхней губе. Молчаливых стражей с тонкими гибкими палками, которыми ее стегали по спине. И толстого хозяина. Имени его невольницы не знали, потому что в доме его не произносили. Хозяин, и все.

Лера надеялась, что умрет от страха, от мерзости всего с ней происходящего, она очень надеялась на это. Но смерть почему-то не приходила. Она лежала душными ночами на своем матрасе у стены, она ела пищу, которую ей давали, и не чувствовала вообще никакого вкуса. Она ходила в душ и не чувствовала живительной влаги на своем теле. Она не чувствовала ничего, когда ее водили к хозяину…

Он с улыбкой смотрел на нее, стоявшую перед ним в полупрозрачной свободной рубахе. Потом подходил и гладил по плечам, что-то приговаривая. Лера старалась на него не смотреть, потому что от вида его мокрых губ, жадных глаз ее могло опять вырвать, а тогда бы ее избили.

Потом хозяин начинал ее лапать везде через рубаху, тяжело дышать, а потом тащил на постель. И тут самое главное – не закричать и не начать сопротивляться. Все происходило быстро, потому что хозяин уже не молод. Немного боли вначале, которая притупится, вытерпеть, когда на тебе лежит тяжеленная туша. Хорошо еще, что он не лез целовать ее в губы. Ему больше нравилось елозить губами по ее телу. Запах его слюней очень долго не смывался…

Так было два или три раза в неделю. Потом хозяин стал Леру вызывать к себе реже, потому что ему понравилась какая-то мулатка из новой партии. И Лера ходила по дому как бесчувственный автомат. Ей поручали кое-какую работу по дому, и она ее выполняла, с ней пытались заговорить другие девушки, и она только мотала головой.

А потом повесилась Марго. Утром ее нашли в душе, в петле, которую она сделала из тонких полосок ткани. Она разорвала свою рубаху, чтобы сделать веревку. Ноги у Леры подогнулись, и она сползла по стенке, не в силах оторвать взгляда от потемневшего лица мертвой. Марго привезли сюда вместе с Лерой, она тоже была из России. Других русских в доме не осталось, еще две девушки куда-то исчезли, и теперь Лера осталась тут одна, порвалась последняя ниточка, связывающая ее с домом.

Слуги перерезали веревку и опустили тело на пол. Фарида стала кричать на Леру, и та поняла, что надо уйти отсюда. И тут случилось что-то такое, чему Лера не смогла найти объяснения. Что-то в ней включилось, проснулась какая-то сила. А может, страшное зрелище мертвой подруги разбудило-таки желание жить, чувство самосохранения. Голова заработала четко и легко.

Где я? Это Арабские Эмираты? Море, корабли по нему большие плавают, иногда их видно. И порт где-то рядом, потому что оттуда их на машине везли недолго, да и гудки слышны по ночам, сигналы какие-то. Вроде тех, что подают большие портовые краны во время работы. Если есть порт, то есть и город, а в городе могут быть русские, свои. А еще есть корабли, а на корабль можно пробраться и спрятаться. А потом, уже в море, показаться и попросить капитана о помощи.

Любой человек в форме, в форменной фуражке сейчас казался Лере потенциальным спасителем. Любой чиновник, любое должностное лицо, тем более капитан морского судна. Конечно, он поможет, это же рабство, это же не цивилизованный мир, а любой цивилизованный человек ей поможет. Бежать! Бежать!

План созрел. Он не давал покоя, не давал спать. Лера уже не хотела искать помощи в городе, потому что это была чужая страна, чужой город, эти ненавистные арабы. Она просто не могла себе представить такого, чтобы, сбежав из этого дома, добровольно оставаться на этой земле еще какое-то время. Лере почему-то казалось, что ее непременно и очень быстро поймают и вернут назад. Ее будут бить, очень больно бить, а потом она долго будет стонать, метаться в жарком бреду и лежать на животе. Так можно и умереть.

И Лера стала думать только о том, чтобы пробраться на корабль и уплыть тайком далеко в море. Теперь она смотрела на бескрайнее бирюзовое море, на буйную зелень побережья. Там жизнь, там люди, там свобода, но надо понять, где же она находится, что это за страна. И Лера стала ходить по дому и смотреть во все глаза. Ей часто попадались газеты, но написаны они были арабским шрифтом. Лера и так догадалась, что находится на территории какой-то страны арабского мира.

А потом она увидела на столе в гостиной забытую кем-то туристическую карту. На карте арабская вязь была продублирована текстом по-английски. И главное, там были выделены какие-то острова у берега материка. Лера в школе изучала французский язык, поэтому что-то перевести с английского ей было сложно. И уж тем более географические названия. Она пыталась вспомнить, как в английском произносятся те или иные буквосочетания. Kingdom of Bahrain? King по-английски вроде бы «король», может, это королевство? Какое королевство может быть в наше время [5] ? Хотя это же арабский мир, здесь, кажется, существует еще монархия, но называются ли у них правители королями? Хотя это же перевод на английский.

Лера снова и снова рассматривала карту и все больше убеждалась, что обозначенная на ней территория и есть государство, находящееся на островах возле материка. И она находится на территории этого государства. Лера не помнила из школьного курса географии ничего подобного. Она вообще не помнила ничего, что касалось этого региона. На слуху были Египет, Дубай, Эмираты, Палестина Израиль. Она помнила, что где-то здесь находились Ирак и Иран.

Ирак! Лера оживилась. Ирак – это американский контингент войск, нет… натовский контингент. В любом случае там европейцы, там помощь. Надо думать, куда и как выбираться. И обязательно в порт, потому что в любой стране в порты заходят разные суда. И там много всякого народа, в том числе и европейцев.

Несколько дней Лера посвятила тому, что пыталась увидеть мир за пределами дома, где ее держали. Увидеть многого не удалось. Побережье она видела, но очертания береговой линии с такой низкой точки определить было нельзя. А значит, нельзя сравнить его с картой. Она видела скалы, она видела пальмы, зелень какой-то южной растительности, видела шоссе неподалеку и проносившиеся по нему красивые машины. Она видела другие виллы типичной арабской архитектуры.

Потом Лера неожиданно вспомнила, что солнце должно вставать на востоке и заходить на западе. Что ей это давало? То, что береговая линия тянулась с востока на запад. И на востоке она слышала звуки большого порта. А еще она иногда видела, как вдалеке проплывали больше корабли. Значит, порт на западе?

Лера очень боялась ошибиться, но ничего поделать не могла. Она не знала языка, она не читала по-арабски, она не представляла, в каком регионе находится. Знать бы, где находится Россия, в какую сторону смотреть. Наверное, на север. Боже мой… мама! Как ты там, что с тобой сейчас творится, сколько ты слез пролила по своей доченьке…

Мысли о доме мешали, расслабляли, и Лера старалась изгонять их из своей головы. Она понимала, что для побега нужен холодный разум, а тоска и печаль ясности ума не добавляют. Только хорошая спокойная злость, ледяная злость, ненависть. А она теперь ненавидела, она как будто проснулась и поняла, что ненавидит. И не столько этого толстого похотливого «хозяина», сколько тех, кто ее сюда насильно привез, кто еще там надругался над ней, тех, кто возомнил себя новыми рабовладельцами, для кого не существовало моральных норм, человеколюбия.

Теперь, когда Лера ясно осознала, что готова бежать, готова вытерпеть все, что угодно, ради того, чтобы вернуться домой, она поняла еще и то, зачем она хотела вернуться. Разумеется, чтобы увидеть маму, чтобы все это закончилось. Но не только. Лера вдруг осознала, что она хочет, жаждет и даже может отомстить тем, кто с ней все это совершил. Вернуться и отомстить. Она ведь сильная, она занималась танцами, а это не только хорошая физическая форма, танцы помогают еще и вырабатывать характер. Или наоборот! Без характера не сможешь хорошо танцевать, не научишься, не создашь образа, не передашь первозданный колорит, этнические тонкости любого танца. А Лера танцевала хорошо, просто изумительно. Это ей все говорили. Значит, у нее есть характер, значит, она отомстит…

Лера еще не знала, что судьба уготовила ей новые испытания. Она считала, что судьба наконец улыбнулась, дала шанс. Она и предположить не могла, что это была не улыбка, а злобный оскал.

Денег у Леры не было, драгоценностей тоже. Можно было попытаться что-то украсть в доме, но что ей за кражу грозило по местным законам?.. Она помнила какие-то страшные рассказы о том, что на востоке за воровство отрубают руки. Или это было раньше? Единственное, что она могла, – это тайком запасать еду. Но и тут была проблема, потому что в таком жарком климате еда быстро испортится. Еще до того, как ты выберешься из дома. Лере удалось спрятать в саду немного местных пресных лепешек и козьего сыра. А через два дня она сбежала.

Кто-то из рабочих забыл убрать на ночь лестницу, которую в тот день использовали для замены плафонов на столбах освещения территории. Дюралевая лестница так и осталась лежать вдоль глухого бетонного забора. Лера в полночь выскользнула из своей постели, прислушалась, потом как тень двинулась в сторону туалета.

Лера тихо спрыгнула из окна на траву и снова прислушивалась минут пять. Жаль, что не удалось достать мужской одежды, но и то, что было надето на Лере, могло помочь. Длинная женская рубаха или род платья – абайя, в этом районе носились темного, часто черного цвета. Наверное, где-то существовала иная мода, и абайи в городах носили из других тканей, но черный цвет для побега очень подходил.

Тихо ступая, Лера дошла до дальнего конца сада, нашла свой тайник. Хлеб и сыр, завернутые в накидку, были на месте. Теперь лестница. Она оказалась не такой уж легкой, или это Лера так ослабла. Наконец она сообразила, как ей без лишнего шума установить лестницу. Теперь вверх, быстрее. Еще миг, и Лера была на кромке стены. Снаружи темнота безлунной южной ночи. Лера этого не планировала, просто забыла об этом, но получилось так, что побег совершился в новолуние.