— Кто вы и зачем идете в Айронхолл? — громко спрашивает часовой, и Карлейн подходит к нему, чтобы поглядеть на ночных гостей. В дневное время суток людей в город приходит довольно много, но ночью… ночью врата города практически все время остаются закрыты.
Подойдя к типичному для любой стены замка вырезу, младший сержант уставился на двоих спутников. Высокого человека и…
Карлейн хмурится, чувствуя что-то неладное. Тем временем незваный гость опускает капюшон, скрывающий его голову, и то, что видит новоиспеченный начальник караула удивляет его еще больше —
— Мы с моим сыном много слышали об этом городе и его лорде! — кричит женщина, подняв к Карлейну и спрашивающему ее часовому голову. — И хотели бы просить аудиенции у графа!
— С каким Вы к нему вопросом? — тут же вмешивается Карлейн, и они встречаются со спутницей глазами.
— Личным! — коротко отвечает она, после чего опускает голову.
Карлейн долго думает, как поступить, а затем кивает солдату у деревянного колеса, приводящего в движение механизм, опускающий ворота.
Когда младший сержант спускается со стены вниз вместе с тремя крепкими ребятами (так, на всякий случай), чтобы встретить гостью, он, наконец, видит, что облачена она не в мантию и не в плащ, как ему показалось. А на голове — вовсе не капюшон. На спинах обоих спутников черные, как уголь, волчьи шкуры. Видимо, они используют их и как одеяла по ночам, чтобы не замерзнуть. Но больше всего Карлейна поражает шкура на плечах сына этой незнакомки —
— Вы одни? — спрашивает Карлейн.
Вблизи женщина оказалась еще более красивой. Даже Мадам уступала ей чертами лица и грацией.
— Видите кого-то еще? — отвечает гостья вопросом на вопрос и улыбается. Строгой улыбкой. Улыбкой, принадлежащей сильной женщине.
— Ваш муж, например, — сухо говорит Карлейн, крепче сжимая рукоять клинка. Он опасался, что женщина все же может оказаться колдуньей. — Где отец мальчика?
Впервые за все время малец поднимает голову, чтобы посмотреть на мать.
Положив свою изящную кисть ему на голову, женщина отвечает:
— Уже здесь.
***
Она сидела в углу, пытаясь не шевелиться и дышать как можно тише — переломанные ребра доставляли ужасную боль при каждом вдохе. Она молча наблюдала, как мужчина, что умудрился ее обнаружить, а после и одолеть, перекладывал на столе свои карты.
Он делал так до тех пор, пока не раздался стук в дверь. Как только по комнате пронеслись первые три удара, человек в длиннополой шляпе смочил два пальца правой руки слюной и потушил ими фитиль свечи. Комната тут же погрузилась во мрак.
Эльзу она узнала сразу же, стоило той сесть на стул, выхваченный из темноты лунным сиянием. А потом была острая дикая боль, когда этот ублюдок дернул за цепь.
Она упала на пол и чуть было не задохнулась. Ей было настолько больно, что она даже словила себя на мысли, что хочет уже умереть.
Но мысль о смерти исчезла в то самое мгновение, когда она увидела охваченное паникой лицо маленькой шлюхи. Гримаса ужаса настолько исказила ее физиономию, что эльфийка чуть было не опорожнила мочевой пузырь от восторга — настолько ей было радостно это видеть!
— Я не хотела видеть твое лицо! — соскакивает Эльза со стула и отпрыгивает назад. Ее карта, рисуя в воздухе при падении круги, падает прямо перед лицом ассасинки, и она вожделенно лицезреет десять маленьких черепков, пробитых стрелами. Карту видит и наемник. — Перегил меня заставил! Я никому не расскажу, как ты выглядишь! Я… я богата!!! Я сделаю тебя тем, кем пожелаешь!!! Я выйду за тебя! После смерти Императора я выйду за тебя! Ты!!! Ты будешь новым Императором! Императором всех Тринадцати Королевств!
— Ты кое-что забыла, — очень тихо говорит наемник. Его глаза не излучают ничего — лишь пустоту. Бездонные, холодные глаза самой Смерти. — Я лишен всех человеческих пороков. Тщеславие — один из них.
Эльфийка заметила, как из рукава наемника в руку плавно спускается изогнутый клинок, дугообразный, словно лунный диск.
— Могу я… хотя бы выбрать способ, которым ты меня убьешь? — шепчет девочка, и ассасинка замечает, как в ее руке начинает мягко зарождаться огонь.
— Чтобы ты выбрала сожжение? — сухо говорит убийца. — А потом восстала из пепла?
Уголок его губ едва заметно дергается.
— Я еще никогда не убивал маленьких девочек…