Обману со стороны эксперта несложно дать определение, но его бывает сложно выявить. Очевидным должностным преступлением является фальсификация результатов исследователем, или ложь самозваного «эксперта» о наличии у него соответствующей квалификации, дипломов. (Ученые называют подобные действия, используя аббревиатуру «ФФП» – «фабрикация, фальсификация или плагиат».) Такого рода недобросовестность бывает сложно выявить, так как на это способен только другой эксперт. Обычные же люди не имеют специальной подготовки, позволяющей анализировать научные работы, так же как не имеют привычки внимательно рассматривать дипломы на стене на предмет их подлинности.
Иногда эксперты на самом деле вовсе не эксперты. Люди лгут относительно своей квалификации, и лгут беззастенчиво. Это своего рода высший пилотаж мошенничества, которым занимался «великий притворщик» Фрэнк Абигнейл в 1960-е годы (впоследствии о нем был снят фильм «Поймай меня, если сможешь»), прикидываясь, в том числе, пилотом и врачом. Более распространенный, но и более искусный вид обмана встречается, когда люди, которые на самом деле являются экспертами, дополняют свои дипломы или сертификаты фальшивыми учеными степенями или лживой саморекламой. Они могут утверждать, что являются членами профессиональных ассоциаций, или что участвовали в семинарах или симпозиумах, или что становились лауреатами или призерами, и сообщать тому подобные ложные сведения. Обычно таких людей разоблачают только тогда, когда что-то заставляет других тщательно изучить их данные.
Когда лгут настоящие эксперты, они ставят под удар не только свою профессию, но также благополучие своего клиента, то есть общества. Угроза профессиональной компетентности, таким образом, проявляется не только в последствиях их махинаций, но и в подрыве общественного доверия всякий раз, когда подобная недобросовестность вскрывается. Вот почему (помимо любых законных санкций, положенных за обман и мошенничество) профессиональные организации, научные учреждения, научно-исследовательские центры, журналы и университеты самые суровые свои наказания приберегают для случаев сознательного совершения должностных преступлений подобного рода.
Такие наказания, вопреки распространенному мнению, действительно существуют. Среди большинства американцев бытует миф, что невозможно уволить ученых и преподавателей университетов. Нельзя сказать, что это абсолютно беспочвенное утверждение, потому что уволить штатного профессора действительно довольно сложно. И хотя у большинства профессоров в их контрактах есть пункт о «моральной нечистоплотности», социальные нормы двадцать первого века понизили эту планку до такой степени, что практически никакие действия профессора в его профессиональной или личной жизни не могут заставить руководство лишить его должности. Очевидные примеры поведения, за которое грозит увольнение, такие как угроза физической расправы над студентом или явный отказ выходить на работу, все же могут спровоцировать увольнение, но все остальное в плане личного поведения, как правило, остается без внимания.
Однако в большинстве учебных заведений должностные преступления продолжают быть «красной линией». Академическая свобода гарантирует право высказывать непопулярные или нетрадиционные взгляды, но она не является лицензией на халатное отношение к своим исследованиям и тем более на преднамеренный обман. Так, например, когда руководство университета штата Колорадо уволило Уорда Черчилля – преподавателя, который сравнил жертв атак 11 сентября с нацистами – они уволили его не за проявленное бесчувствие, а за то, что его комментарии привлекли повышенное внимание к степени его «учености». Оказалось, что отдельные части его научной работы были плагиатом. Черчилль, естественно, настаивал на том, что он – жертва политической предубежденности. Он пытался обжаловать решение о своем увольнении, имея статус госслужащего, в различных судебных инстанциях, вплоть до Верховного Суда штата Колорадо, но проиграл.
Нет никаких сомнений в том, что личное дело Черчилля привлекло пристальное внимание только из-за его политических взглядов. И именно на этом основании Черчилль подавал судебный иск, настаивая на том, что его плагиат на самом деле заключался в нескольких добросовестных заблуждениях, которые обнаружились только тогда, когда он высказал свое, отличное от других, мнение. Но это уже само по себе вызывает тревогу: неужели нужно назвать людей, погибших в башнях-близнецах, «нацистами», как сделал Черчилль, чтобы кто-то повнимательнее присмотрелся к профессиональной деятельности профессора? Утверждения о том, что факт плагиаторства был обнаружен только потому, что профессор умудрился привлечь к себе внимание своими одиозными комментариями, вряд ли можно назвать защитой.