Смерть — это сон. Белая вдова

Ларри сдержанно кивнул и сел. Значит, отметил он про себя, это и есть тот самый Уиттэкер, знаменитый декан из Колумбийского университета. Он глядел на хозяина роскошного особняка с каким-то особым интересом и уважением, пытаясь понять характер его по многочисленным морщинам на бронзовом лице. От его внимания не ускользнули едва заметные иронические складки в уголках рта и глаз, могучий разум, скрывавшийся за выпуклым квадратным лбом.

— Я прослушал вашу диссертацию вчерашним вечером, Финлэй, — сказал Уиттэкер. — Вами проделана поистине впечатляющая работа.

— Благодарю вас, сэр, — произнес, краснея, Ларри. — Но в своей нынешней форме эта работа куда в большей степени мистера Корнмэна, чем моя.

Толстяк с грохотом ударил по тарелке своими ножом и вилкой, расплескав соус, которым была обильно полита его еда, и попытался было заговорить со ртом, набитой непережеванной пищей, но, закашлявшись, поперхнулся ею. Придя через некоторое время в себя, он прогрохотал:

— Можете этому не поверить, Фил, но все, что я ему дал, это описание нескольких случаев, лишний раз подтверждающих его собственные выводы, из моего собственного архива. Так чего же вы еще ждете? Присвойте ему степерь доктора наук. Неужели вы не понимаете, что он может стать хоть сколько-нибудь нам полезен только после того, как перестанет заботиться об ЭТОМ?

Декан Уиттэкер ответил на это только весьма робкой улыбкой. Подождав, когда Корнмэн возобновит процесс поглощения пищи, он произнес:

— Поскольку вас рекомендуют с самой хорошей стороны, а ваша диссертация, пусть хоть и неоформленная надлежащим образом, раскрывает оригинальность как концепции, которой вы придерживаетесь, так и методов исследования, к которым вы прибегли, я не считаю, что вам нужно так уж об этом беспокоиться.

— Спасибо, сэр, — с благодарностью в голосе произнес Ларри. Однако самым странным теперь оказалось то, что теперь, когда он наконец добился того, чего так добивался, начиная свою работу над исследованием гемофилии, ученая степень сама по себе уже не казалась ему столь уж важной. И все же немалым облегчением для него было знать, что он все-таки достиг — или по крайней мере, очень скоро достигнет — цели, которой так добивался.

Мэйн Корнмэн снова выронил столовые приборы. На этот раз он произнес:

— Ради всего святого, неужели вы оба не в состоянии обойтись без прямо-таки китайских церемоний? Нас ждет очень тяжелая работа впереди, и делать ее придется нам всем сообща. Давайте прекратим эти формальности, Фил, не будем попусту терять время. Парень в самом деле очень толковый — я даже осмелюсь утверждать, что он достиг куда более значимых результатов, чем вы в его возрасте, и даже возможно, чем я.

— Ладно, Мэйн, — произнес декан Уиттэкер. Затем, изобразив некое подобие улыбки, обратился к Ларри. — Нам, пожалуй, стоит с ним согласиться, Ларри.

— Постараюсь… Фил, — сглотнув слюну, выдавил из себя Ларри. Затем, поскольку после этого тишина за столом еще долго нарушалась только непрерывными чавкающими звуками, что издавал толстяк, произнес: — Вчера вечером у меня был произведен взлом. Те, кто его сделали, забрали с собою мою первоначальную диссертацию и ваши заметки, Мэйн.

Челюсти Корнмэна продолжали с тем же постоянством пережевывать пищу. Затем он наконец проглотил ее, запил довольно объемистым бокалом шампанского.

— Ничего страшного, все равно мы их опережаем, хотя и не очень сильно. А где вы сами были в это время? — спросил Корнмэн.

Ларри густо зарделся.

— Отправился вместе со своею соседкой по коридору поужинать в ресторане Хилари Дуггэна.

Мэйн Корнмэн так и вперился в него немигающим проницательным взглядом. Затем проворчал очень недовольным тоном:

— А, красавица-манекенщица! Дэн говорил мне о ней. Держите ухо востро, молодой человек. Нам не предоставилась возможность тщательно ее проверить.

Корнмэн снова вернулся к своему извечному процессу поглощения пищи, а декан Уиттэкер задал Ларри несколько вопросов в отношении того, почему именно решил он написать диссертацию на тему гемофилии и о той методике проведения исследований, что привели его к столь неожиданному открытию. Ларри постарался ответить как можно полнее. У него сложилось такое впечатление, будто толстяк и хозяин особняка топчутся на месте, тянут время, ожидая чего-то. В конце концов он набрался духу и спросил, можно ли позвонить по телефону. В ответ ему было указано на телефонный аппарат в кабинете, стены которого были обставлены книжными полками, по соседству с гостиной.