Смерть — это сон. Белая вдова

— Разумеется, они об этом знают, — незамедлительно ответил толстяк. — Однако дав знать властям о том, где вы находитесь, они подвергнут себя чудовищному риску разоблачения. Более того, через несколько часов и им самим станет уже неизвестным ваше местонахождение.

— И каковым же оно будет? — поинтересовался Ларри.

Толстяк снова наклонился совсем близко к нему.

— Об этом я скажу вам чуть позже. И когда вы уже будете в полной безопасности своего нового подполья, вам придется еще немного поработать над своей диссертацией…

Глава 6

Одетый все еще только в огромных размеров халат, Ларри один вернулся к себе в комнату. На его просьбу вернуть одежду Мэйн Корнмэн ответил:

— Об одежде для вас позаботится Дэн Брайт, — а когда Ларри попытался было задать ему еще несколько вопросов, добавил, сопроводив свои слова красноречивым жестом, означавшим, что с этим вопросом покончено раз и навсегда. — Не беспокойтесь насчет Дэна — вы уже имели возможность убедиться, насколько он мастер на все руки.

Ларри был вынужден согласиться. Он без труда нашел дорогу к своему чертогу в неонаполеоновском стиле, и в то самое мгновенье, как наконец присел на краешек свежезастеленной кровати и закурил сигарету, его сразу же стало мучать великое множество самых различных вопросов, на которые у него не было ответов. Толстяку нужно было еще очень многое объяснить ему.

Почему, например, Корнмэн так помешан на предметах обстановки наполеоновской эпохи? Эта мысль вызвала у Ларри не очень-то приятные ассоциации. Это было, безусловно, одним из симптомов внутренне присущей Корнмэну мании величия — тем не менее, Мэйн Корнмэн с его неопровержимой логикой и почти что дьявольским чувством юмора произвел на него впечатление человека во вполне здравом уме.

Оставалось для него также до сих пор неясным, почему заговор этих то ли амазонок, то ли просто женщин с замашками императриц, если согласиться с тем, что он на самом деле существует, посчитал его диссертацию настолько для себя важной, что прибег к самым жестким мерам, лишь бы воспрепятствовать ее опубликованию? Корнмэн высказал определенные соображения на сей счет, однако Ларри продолжал считать себя пока что еще неспособным согласиться с ними.

Еще интересовало его, хотя и не так сильно, что же все-таки толстяк предпримет для того, чтобы изменить собственное его, Ларри, положение — он совершенно ничего не сказал о том, что будет сделано для того, чтобы снять с него нелепые обвинения в убийстве, которые заполнили газеты — все, что он сказал, это что он должен продолжать работу над темой своей диссертации. Однако в настоящее время он был слишком взволнован для того, чтобы посвятить себя столь отвлеченному предмету.

Неясно было для Ларри и как ему теперь поступить с Идой — его не покидало чувство вины перед этой девушкой. Если только она еще оставалась ЕГО девушкой. Ее, безусловно, можно будет оправдать, если она вычеркнет его из своей жизни как неудачника. Но именно по этой же самой причине Ларри испытывал непреодолимое желание сделать что-нибудь такое, что дало бы ей знать, что же на самом деле произошло после того, как он покинул ее квартиру — с того времени прошло, пожалуй, чуть меньше двух суток.

Или Ида сама является участницей заговора, который едва не привел к тому, что он был бы подвергнут заключению как потерявший голову преступник? Вспоминая ее нежность, ее благородство, ее преданность по отношению к нему он решил, что начинает платить ей черной неблагодарностью. Он стал искать глазами пепельницу, обнаружил ее на столике у кровати, потянулся к ней через всю кровать, чтобы взять ее к себе.

У самой двери стояла Долорес Грин, глядя на него сверху вниз с чувственной, несколько сардонической улыбкой на лице.

— Самая пора сыграть партию-другую, не возражаете, Ларри?

Ему стоило немалых усилий не прожечь дырку в бархатном покрывале, которым была накрыта постель, он выпрямился, не поднимаясь с кровати, и произнес:

— Все зависит от того, в какую игру сыграть?

Она, несколько изогнувшись, пожала плечами и ответила:

— Выбирайте — шашки или шахматы. Мне лично все равно.

— Нет доски, — возразил он, пытаясь разобраться в собственных своих чувствах, пока она шла через всю комнату, чтобы присесть рядом с ним на кровати. Он ощутил, как неожиданно лихорадочно забился его пульс, чего с ним не случалось со дня первого его свидания, когда он едва переступил мальчишеский возраст — а вместе с этим пришел к нему и страх, готовый вот-вот перерасти в отвращение.

Долорес, казалось, поняла те чувства, что его обуревали — во всяком случае глаза ее насмешливо сверкнули, когда она сказала:

— Вы себя ведете так, как будто немножко меня побаиваетесь — чем это Мэйн вас напичкал?

— Канадским беконом и парой почек, — ответил ей Ларри. — А также тем, что вы принадлежите к группе поистине замечательных женщин, которые посвятили свою жизнь делу уничтожения всех мужчин с лица нашей планеты. — Вряд ли, решил он, будет какой-либо вред, если он будет столь с нею откровенен. Девушке, безусловно, было в общих чертах известно содержание его беседы с Корнмэном.