Смерть — это сон. Белая вдова

— Пока еще нет, — ответил Дэн Брайт из дверей. — Я оставляю его здесь на тот случай, если вам захочется внести исправления или еще для чего-нибудь в таком же духе. Не таскать же его мне с собою по городу. А вот записи эти лучше куда-нибудь спрячьте. Долорес так и рыщет с голодным видом.

— Ладно, — произнес Ларри. Он даже не поднялся, когда Дэн Брайт выходил из комнаты — так сильно он устал. Таким усталым он еще никогда не был за всю свою жизнь, даже во время непрекращающихся атак на удерживавшийся японцами остров во время войны. За семьдесят два часа он позволил себе поспать самое большее часов пять-шесть.

Однако работа была завершена — он надеялся на это — и теперь он был решительно настроен на то, чтобы полностью расслабиться. Он позволил себе задержать ход своих мыслеей на том, что произошло после памятной беседы с Мэйном Корнмэном, что состоялась после завтрака. Он все еще никак не мог определиться, в самом ли деле толстяк сошел с ума или нет. Как не позволил себе надолго задуматься над тем очень странным происшествием, главной участницей которого была Долорес.

Воспользовавшись магнитофоном вместо пишущей машинки, он увеличил первоначальный объем своей диссертации, ограниченный пятьюдесятью тысячами слов, до семидесяти пяти тысяч — включив в нее десятки случаев из картотеки толстяка, куда он заносил результаты собственных своих исслледований. Теперь диссертация звучала куда более убедительнее, ее содержание безошибочно указывало на существование заговора.

В ней были приведены — притом не только эмпирические — определенные факты в отношении того, что женщины, в венах и артериях которых текли зерна гемофилии и других наследственных заболеваний, характерных только для мужчин, были, в этом не было ни малейших сомнений, куда более плодовитыми и более жизнестойкими, чем остальные представительницы данной половины человечества. Был также установлен факт соответствующего ослабления их мужского потомства. Достаточно странным же было то, что ни ему, ни Корнмэну так и не удалось проследить хотя бы каких-нибудь признаков отклонений от нормы у дочерей, которые у них рождались.

Представленная под эгидой самого Мэйна Корнмэна, опираясь на его огромный, хотя и несколько потускневший престиж, диссертация эта должна была завоевать для Ларри не только столь желанную для него степень доктора наук, она должна была обеспечить ему репутацию новой восходящей звезды в биологических кругах. Попав в хорошие руки, она должна была сделать имя Лоуренса Финлэя таким, с которым еще долго будут считаться.

А пока что это имя нуждалось в очистке от напрасно возведенных на него обвинений. Хотя больше оно уже не фигурировало в аршинных размеров заголовках, имя предполагаемого убийцы Эрлин Крэйди все еще продолжало мелькать на страницах нью-йоркских газет в качестве объекта розыска.

Ларри больше уже не прибегал к первоначальной своей фамилии. Среди прочего, что было сделано Мэйном Корнмэном и Дэном Брайтом, пока он лежал, одурманенный опиумом, во дворце на 75-й улице, была также сфабрикована совершенно новая личность для спасшегося бегством биолога. Он закурил сигарету и откинулся в своем кресле, размышляя над тем, кем он стал теперь.

Теперь он был Рэймондом Демингом, состоятельным молодым человеком, который снял на неопределенный срок квартиру в Нью-Йорке. Вскоре после инцидента с Долорес Дэн Брайт сделал ему стрижку по последней моде.

Костюма своего — своего старого и несколько обносившегося верного друга — в котором он ехал в электричке из Бостона, он больше уже никогда так и не увидел. Очевидно, Дэн или кто-то еще снял с него мерку, пока он был без сознания, и пошил новую безукоризненную одежду у одного из самых первоклассных портных.

Укоротив волосы Ларри, Дэн разложил перед ним одежду, покрой и материал которой были неизмеримо лучше, чем не только у одежды, которая у него когда-либо была, но и той, о которой он только мог когда-то мечтать. Подобно большинству молодых людей, имевших цель жизни, но не располагавших приличными средствами, Ларри никогда даже не задумывался над тем, каких высот может достигать портновское искусство.

Нежная льняная рубаха, щеголеватый галстук, английские туфли ручной работы, носки из тончайшей бархатистой шерсти, без единой морщинки тщательно выделанный шерстяной костюм, запонки и заколка галстука из золота в виде крохотных антикварных пистолетов, невероятно легкое пальто из шерсти ламы — все это вместе взятое создавало у него ощущение, будто он продолжает лежать между атласными простынями, хотя он и был теперь полностью одет.

Был еще целый чемодан различной одежды, оставленной в его распоряжение в квартире, где он стал Рэймондом Демингом. Он с удовольствием перебирал чесучу новеньких безрукавок, наслаждался прохладой широких спортивных брюк из отличной фланели, когда укладывался на спину, чтобы покурить или просто отдохнуть.