Смерть героя

— Да, мистер Эванс приказал.

— Вот это да! Ну, спасибо, что он не мне приказал.

Уинтерборн надел противогаз и ощупью выбрался из погреба, где стояли сержанты. Было тихо, тепло, сыро и очень темно — для обстрела химическими снарядами ночь самая подходящая. Чуть заметный ветерок тянул со стороны вражеских позиций. Надо было тащиться по грязи длиннейшим окопом, либо пойти дорогой, где ничто не защищало от обстрела; поколебавшись, Уинтерборн спустился в окоп: в противогазе он почти ничего не видел и боялся заплутаться. Жутковато было одному ощупью пробираться по безлюдному окопу, когда вокруг без счета свистели и рвались химические снаряды. То и дело они шлепались в нескольких ярдах от него. Раза три он спотыкался и падал в воронки, вырытые снарядами уже после того, как он проходил тут со своей ротой. Добрых полмили он шел сквозь облако газа — не шел, а еле плелся в грязи и в темноте, спотыкаясь и с трудом нащупывая дорогу. Казалось, этому не будет конца. Он держался левой рукой за стенку окопа, а правую протянул вперед и думал только о том, как бы не сбиться и не налететь на что-нибудь во тьме.

Наконец зона обстрела осталась позади, и он решился на миг выглянуть из-под маски. И тотчас почувствовал, что дышать нечем: воздух отравлен фосгеном. Ощупью он прошел еще ярдов двести и повторил попытку. Запах газа был еще силен, но Уинтерборн решил рискнуть и снял противогаз. Теперь он видел сносно и пошел быстрей. До рассвета оставалось, около часа, когда он предстал перед Эвансом.

— Противник сыплет химическими, сэр, – доложил он. – Бьет по нашему поселку и на полмили вокруг. Поэтому я так задержался. Вся местность заражена фосгеном.

Эванс присвистнул.

— А мы тут, по правде сказать, выпивали в блиндаже с пехотными офицерами, и кое-кто хватил лишнего.

— Тогда лучше дождаться рассвета, сэр. Если выйти в окоп, вы и сами услышите — снаряды так и летят.

— Да я вам верю на слово. Но майор требует, чтоб мы возвращались сейчас же. Оказывается, никакой газовой атаки не будет. Помогите-ка мне их довести.

— Слушаю, сэр.

Майор был совершенно трезв; Эванс превосходно владел собой; но остальные четверо оказались изрядно навеселе. Вести их через отравленную зону было истинным мученьем. Они уверяли, что опасности никакой нет, что газ давно рассеялся, и поминутно пытались снять противогазы. Они пропускали мимо ушей категорические приказы майора, так что Эвансу и Уинтерборну приходилось то и дело снимать противогазы и всячески убеждать нетрезвых офицеров противогазы надеть. Уинтерборн чувствовал, как смертоносный фосген проникает ему в легкие.

Когда рассвело, они добрались до погреба, где помещалась офицерская столовая, по счастью, без потерь. Уинтерборн наглотался газа, и его отчаянно мутило. Майор снял противогаз и взялся за кувшин.

— Денщики, черт их дери, высосали все до капли! – крикнул он с досадой. – Уинтерборн, возьмите-ка бидон и подите принесите из кухни воды.

— Слушаю, сэр.

Хоть и рассвело, снаряды все еще сыпались градом. До кухни было сто ярдов, и трижды Уинтерборна едва не задело осколком. Он вернулся в столовую и поставил на стол бидон с водой.

— Большое спасибо, – сказал ему Эванс. – Теперь можете идти, Уинтерборн. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, – сказал и майор. – Спасибо, что принесли воды, Уинтерборн. Напрасно я вас посылал.

— Спасибо, сэр. Спокойной ночи.

В другой части погреба за столом, кое-как сколоченным из сосновых досок, сидели остальные офицеры; при тусклом свете воткнутой в бутылку свечи лица казались призрачными. Это было надежное убежище от газа, все щели наглухо закрыты туго натянутыми одеялами.

— Уинтерборн, – окликнул один из офицеров.

— Да, сэр.

— Сбегайте к каптенармусу и принесите нам бутылку виски.

— Слушаю, сэр.

Уинтерборн взобрался по лестнице, быстро поднял наружный противогазовый занавес и вышел из погреба. В лицо ударил нестерпимый запах фосгена, и он рывком натянул маску противогаза. Снаряды падали гуще прежнего. Один угодил в стену дома, кирпичи и мелкие осколки забарабанили по каске Уинтерборна, по плечам. Он прижался к тому, что уцелело от стены. До каптенармуса двести ярдов. Почти четверть мили под смертоносным ливнем — чтобы полупьяный офицер мог выпить лишний глоток виски. Уинтерборн постоял, подумал. Не пойти — значит не подчиниться приказу. Он круто повернулся и пошел к себе. И никогда ни словом не было упомянуто об этом случае неповиновения командиру в непосредственной близости противника.