Смерть героя

В отряде насчитывалось сто двадцать человек, приказ об отправке за море они получили уже больше недели назад, и все это время им под страхом военно-полевого суда запрещено было отлучаться из крепости. На часах всюду стояли солдаты из других частей, и им роздали по пять патронов. Эти чрезвычайные меры были вызваны нервозностью полковника, получившего недавно нагоняй за чужую вину: накануне отправки предыдущего отряда два человека дезертировали, и пришлось в последнюю минуту заменить их другими. «Может, старый хрыч боится, что и мы сбежим?» – говорили уязвленные солдаты, случайно узнав об этом.

Пронизывающий ветер гнал по серому зимнему небу грязные рваные тучи и порой швырялся пригоршнями холодного дождя. Солдаты переминались с ноги на ногу, кто подался немного вперед, чтоб ремни не так врезались в плечи, кто рывком вскидывал ранец повыше; кое-кто, выступив из строя, как положено, на шаг вперед, поправлял обмотки или складку штанов. Уинтерборн стоял, перенеся всю тяжесть тела на правую ногу, вяло опущенной правой рукой держа старую учебную винтовку; он наклонил голову и невидящими глазами уставился в землю.

Солдаты надеялись, что им дадут немного отдохнуть и написать письма, но отряд весь день под разными предлогами держали в строю. Походную лавку вывели из крепости, чтобы никто перед отправкой не напился. Дважды их строили для поверки, несколько раз водили в интендантскую за новым зимним обмундированием и прочим, что понадобится на фронте. И солдат, взвинченных ожиданием и вынужденных все время сдерживаться, одолевали досада и нетерпение. Они все беспокойнее переминались с ноги на ногу под укоризненными взорами унтер-офицеров и свирепым взглядом батальонного старшины – старого служаки и отъявленного педанта; но вслух никто им замечаний не делал, ведь при стойке «вольно» двигаться разрешено.

Внезапный порыв ветра просвистал над плацем, хлестнул ледяным дождем, отчего настроение отряда отнюдь не стало лучше, и в эту минуту из столовой вышли несколько офицеров.

– Отря-ад! – рявкнул батальонный старшина.

Сто двадцать рук сами собой скользнули по ружейным стволам, и солдаты вытянулись, немые и неподвижные, глядя прямо перед собой и стараясь не покачнуться, когда ветер, крепчая, вдруг налетал с особенной силой или так же неожиданно ослабевал.

– Тихо вы там! Порядок в строю!

У каждого солдата впереди чуть оттопыривалась короткая форменная куртка – тут в специальном кармане, так, чтобы легко достать правой рукой, лежал небольшой пакетик: два бинта, обернутых в клеенку, и пузырек с йодом.

– Отря-ад… смир-рно!

Двести сорок каблуков щелкнули разом, и в тот же миг ружья взяты были к ноге. Солдаты замерли, пристально глядя прямо перед собой. Кто-то бессознательно чуть повернул голову, скосил глаза, пытаясь увидать приближающихся офицеров.

– Эй, ты там! Голову прямо!

Тишина, только ветер подвывает да скрипит гравий под офицерскими сапогами. Легонько позвякивают шпоры полковника и адъютанта. Батальонный старшина, вытянувшись, рапортует:

– Все налицо, сэр!

Полковник в ответ подносит руку к козырьку:

– Вторая шеренга, шаг назад… марш!

Раз-два. Шестьдесят пар ног переступили разом, как одна.

– Вторая шеренга, стоять… вольно!

Полковник обошел первую шеренгу, подолгу оглядывая каждого, придираясь к каждой мелочи. У одного солдата окоченели пальцы, и он уронил ружье.

– Сержант Хикс, запишите фамилию и номер, внесите в штрафной список.

– Слушаю, сэр.

Потом первая шеренга стояла вольно, а полковник уже менее тщательно проверял вторую. Смеркалось, а ему предстояло еще сказать напутственное слово. Он остановился шагах в тридцати перед строем, остальные офицеры стояли сзади. Молодой адъютант держал у правого бедра хлыст, точно маршальский жезл. Полковник, чудаковатый, но безобидный болван, которого с благодарностью возвратили из Франции в начале первого же похода, заговорил:

– Унтер-офицеры и солдаты восьмого Апширского полка! Вы… э-э… отправляетесь в действующую армию. Э-э… м-м… верю, что вы исполните свой… э-э… долг. Мы не тратили… м-м… не жалели сил, чтобы подготовить из вас умелых воинов. Будьте всегда подтянутыми и опрятными и не забывайте… э-э… не теряйте солдатской выправки. Вы должны… э-э… высоко держать знамя вашего полка, который… э-э… м-м… всегда был на отличном счету в британской армии. Я…

Чуть внятное: «Дубина», «Дерьмо паршивое», «Старый индюк» – прошелестело в рядах, так тихо, что офицеры не услыхали, но чуткое ухо батальонного старшины, не различив слов, все же уловило непорядок, и, прерывая разглагольствования полковника, раздался его трубный глас:

– Тихо вы, там! Порядок в строю! Сержант Хикс, записать фамилии!

Минута тишины. Потом батальонный старшина снова заорал:

– В четыре пятнадцать построиться перед оружейным складом в чистой рабочей одежде, сдать оружие. Да чтоб ружья почистить и смазать! С плаца расходиться без разговоров!

Тем временем адъютант поговорил о чем-то с полковником, и тот зашагал прочь; адъютант, отдав ему честь, подошел к батальонному старшине.