Смерть господина Голужи

Господин Голужа подошел к окну и похолодевшими пальцами отдернул кружевную занавеску: зимняя дымка сгущалась в ледяную тьму, которая — ему вдруг почудилось, — подобно мраморной доске, опускалась на него. У него похолодели ноги, и впервые по прошествии столького времени он в отчаянье пожалел о своей холостой каморке и о безликой, пустой жизни, от которой он бежал. Он повернулся лицом к своим гостям; застегнув пальто и машинально перебирая пальцами свои кепки и меховые шапки, они ждали его разъяснений. «Сукины дети», — подумал он и, не узнавая свой собственный голос, осведомился:

— Какой завтра день?

— Воскресенье, если вы ничего не имеете против, сударь.

— В таком случае завтра ждите меня на мосту! — решительно произнес он.

Когда они вышли, господин Голужа энергично принялся за дело. Он не терял ни минуты: быстро сложил два больших желтых чемодана, надел зимнее пальто и на самые глаза надвинул черную шляпу. Затем осторожно приоткрыл дверь. К сожалению, в коридоре стояли двое самых могучих горожан и скалились, точно его ожидали.

— Смотри-ка,— сказал он,— вы еще здесь? А я вот погулять собрался.

— Не стоит,— посоветовал тот, что был помассивнее.— Схватите насморк, а это, согласитесь сами, будет очень прискорбно, потому что завтра кому-нибудь придет в голову мысль, будто вы плачете.

Он вернулся в комнату и запер дверь на ключ. Неподвижно постоял несколько мгновений, глядя на чемоданы, стоявшие у его ног, не зная, что предпринять и как поступить. И все время дрожал. «Господи, да они в самом деле сошли с ума!» — мелькнула у него мысль, и он подошел к окну, чтобы прикинуть высоту, с какой ему придется прыгать. Однако в ледяном свете луны, открывшей в ту минуту самый прекрасный в мире пейзаж, какой ему никогда еще не доводилось видеть, он заметил троих из своих недавних гостей: в шубах и меховых шапках, вооружившись палками, они прогуливались по двору и, вытягивая шеи, вглядывались в освещенные окна его комнаты. Один из них даже махнул ему рукой. Господин Голужа сделал несколько шагов назад и судорожно схватил телефонную трубку. Однако аппарат молчал. «Все предусмотрели», — подумал он и… заплакал. Снаружи завывал ветер, так что ему и в голову не пришло крикнуть и позвать на помощь. Впрочем, он понимал, что теперь все вступили в заговор против него и что в этой почти ирреальной ночи никто не откликнется на его призыв. Вконец обессиленный он повалился на постель. Он лежал навзничь, закинув голову и скрестив на груди руки, без единой мысли в голове, словно уже отдался на волю судьбы.

На рассвете они принялись стучать в дверь, призывая поторопиться, если он в самом деле собирается умереть с честью. Ничему больше не удивляясь, но и не боясь окончательного расчета, так как за эту долгую ночь ему удалось —в миг величайшего отчаянья — найти спасительный выход, господин Голужа лежал, неподвижный и спокойный, не издавая ни звука. Ему даже забавно было слушать, как они гадали, не сбежал ли он через дымоход или не повесился ли на люстре. И лишь когда они принялись ломать замок, он недовольно крикнул:

— Стыдитесь, вы даже в последний раз не даете в всласть поспать.

В коридоре воцарилось молчание. Потом чей-то ласковый голос не без усилий произнес:

— Пожалуйста, пожалуйста, господин Голужа. Мы подождем вас, сколько будет нужно.

Разумеется, он вовсе не собирался спать, однако и выходить не торопился. Он долго брился, стараясь не порезаться. С еще большим тщанием одевался — заботясь о том, чтобы цвет сорочки, галстука и носок подходили к его лучшему светло-синему костюму. Затем, любуясь собою, постоял перед большим зеркалом, словно ему предстояло отправиться на свадьбу или на какое-нибудь важное торжество. Впрочем, страха он не испытывал: у него были два пути спасения, любой из которых — одинаково просто — сохранял ему жизнь и уже приобретенную репутацию. «Если же оба сорвутся, то придется рассчитывать на ноги,— шептал он,— и тогда поглядим, кто быстрее: мой страх или их злоба». Довольный тем, как он все ловко обдумал и рассчитал, он принялся даже насвистывать. Потом решительно повернул ключ и настежь распахнул дверь, решив не мешкая использовать первый и самый верный способ спасения.

— Эге, да вы уж готовы, — радостно загомонили семеро его вчерашних посетителей.

— Я всегда готов, ибо смерть — мое истинное предопределение,— отвечал он.— Но, к сожалению, нам придется все перенести.

— Зачем же, ведь мы отлично обо всем договорились. И, кроме того, народ собрался на мосту.

— Именно поэтому, — усмехнулся он, поглаживая двумя пожелтевшими от никотина пальцами свои тонкие, похожие на пиявки усы. — Среди народа, вполне естественно, окажутся также представители местных властей, а любая власть — в том числе и ваша — в соответствий с законом обязана воспрепятствовать тому, кто собирается наложить руки на себя или на кого-либо другого, безразлично!

— Об этом не беспокоитесь, господин Голужа: представители власти рано утром отправились на лыжную прогулку.

— Какая счастливая случайность! — поперхнулся он.— Почему? Они намеренно удалились, чтобы не мешать вам.