Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

— Никто, мистер, — испуганно ответил парень. — Мы правда шайка, крыши — наша территория, и поэтому мы называемся «Воздушные дьяволы». Нас никто ни о чем не просил, мы оказались тут сегодня случайно, — то есть не случайно, а как обычно. Мы с ребятами проводим тут почти все время, особенно днем.

— И в последние дни вас никто не спрашивал, видели ли вы кого-нибудь на крышах? Кто-нибудь из людей Эдвардса, например? А может, кто-нибудь из полиции?

— Нет, мистер, не было ничего такого, — пожал плечами парень. — А полиция сюда вообще не суется — знает, что им все равно никто ничего не скажет.

Присев перед парнем на корточки, Корсаков поднес нож к его горлу.

— Не нравится мне, как ты отвечаешь, — сообщил он все с той же зловещей улыбкой. — Прикончить тут вас всех, что ли? А то путаетесь под ногами, мешаете работать... Может, все же что-нибудь вспомнишь?

Глядя в побелевшие от неумолимой ярости глаза Корсакова, взгляд которых словно ввинчивался в  его мозг, парень, казалось, лишился дара речи и только замотал головой.

— Ну ладно, черт с тобой, живи, — буркнул Корсаков, поднимаясь на ноги и рассовывая по карманам все трофейные ножи.

Испуг парня вовсе не доставлял ему садистского удовлетворения. Как следует припугнуть парня он решил в ту самую секунду, когда боковым зрением увидел блик в слуховом окне на крыше дома, расположенного напротив через улицу. Возможно, то блеснули на солнце очки какого-нибудь безработного, устроившего себе временное пристанище на чердаке, возможно, ребенок пустил солнечный зайчик, а может быть, блик вспыхнул на линзе оптического прибора в руках наблюдателя. Тем же боковым зрением Корсаков заметил, как тихо закрылась створка того самого слухового окна — так ее могла прикрыть только человеческая рука. С этого момента он ни разу не повернулся лицом к дому напротив, хотя в его поведении никто не заметил бы ничего неестественного. В задумчивости отвесив верзиле прощального пинка, Корсаков спустился с крыши, где нелепая случайность нарушила его планы, и направился восвояси, решив прогуляться пешком для  приведения мыслей в порядок. Шел он теперь только по людным улицам — не хватало только еще раз нарваться на какого-нибудь уличного бандита, — хотя он прекрасно знал, что обилие людей на улице в Нью-Йорке вовсе не гарантирует безопасности. Однако хождение пешком было ему жизненно необходимо, и в день он проходил столько, сколько средний житель этого презираемого им города вряд ли проходил и за месяц. Он подумал о том, что, вероятно, в случившемся есть некая высшая справедливость: с той крыши, на которой разыгралась схватка, вход в «Луизиану» ясно просматривался невооруженным глазом, и стрельба по выходящему Эдвар-дсу больше напоминала бы расстрел. Доехав на такси до 37-й улицы, Корсаков из автомата позвонил по телефону, который оставил ему Терранова. О работе с крыши теперь не приходилось и думать. Насчет того, что ребята постоянно околачивались на крыше и потому стычка с ними произошла случайно, парень скорее всего не врал, но за их молчание поручиться было невозможно. Наоборот, они почти наверняка расскажут о случившемся Эдвардсу — отчасти из страха перед ним, отчасти из чувства мести. Поэтому Терранове, который сам поднял трубку, Корсаков сообщил, что ему все-таки потребуется человек с рацией, оповещающий о появлении объекта перед «Луизианой». Терранова хотел было что-то спросить, но Корсаков предупредил его вопрос:

— Возникли проблемы. Как обычный снайпер я работать не смогу. "Мне каждый вечер нужно будет знать, когда Эдварде собирается выходить из «Луизианы». Я буду поблизости. Как только позволит обстановка, я его прикончу.

Корсаков не боялся говорить по телефону открытым текстом. Свое имя он не называл, а если телефон Террановы прослушивается, то это его проблемы. Помолчав, Терранова бесстрастно спросил:

— Что от меня требуется?

— Оставьте рацию у меня в номере. Кодовым словом пусть будет, например, «Выход». Кроме того, Джо обещал выправить мне кое-какие документы. Это все.

— Хорошо, — произнес Терранова и повесил трубку.

В районе 37-й улицы Корсаков обошел несколько баров и в том, который показался ему самым тихим, провел за чтением газет время до темноты. Вернувшись в номер, он обнаружил там рацию, инфракрасный прицел (который ему уже вряд ли мог понадобиться) и полный холодильник закусок и напитков. Повесив на дверь табличку «Не беспокоить», Корсаков завалился спать. Спал он до полудня, так как предвидел, что в скором времени недосыпание ему обеспечено — способность есть, спать и бездельничать «про запас» он приобрел на войне.