Смерть и фокусник

Комната была потрясающей. Стены были оклеены старыми афишами варьете, на многих из которых значилось: «Великолепный мистер Спектор». Это было море красок, как будто кто-то заглянул в странный стариковский мозг. Полки, конечно, были забиты книгами, но этот кабинет был еще и своего рода музеем или трофейной комнатой, наполненной странными и удивительными обманками. Фиджийская морская дева[6] в высокой стеклянной банке, замаринованная в желтоватой жидкости; ряд съежившихся голов со сшитыми ушами; различные часовые механизмы; волшебный шкаф, завешенный плюшевыми бархатными занавесками. Были там и карты Таро и другие безумные оккультные атрибуты. Как ни странно, здесь также была пара горелок для благовоний, которые придавали комнате затхлый вид, как будто вот-вот должен был состояться какой-то мрачный обряд.

– Аккуратно с костями Мальчика-с-пальчика, – сказал Спектор. Озадаченный этими словами, Хук едва не налетел на крошечный скелет, висевший на проволочной раме рядом с дверью, как скребок для сапог.

Мужчины уселись у огня. В свете камина Спектор выглядел как-то странно, словно восковая фигура, а не живой человек. Должно быть, он знал, что ему идет такой вид.

– Чаю, сержант? Или вы соблазнитесь более авантюрным напитком?

– Чай будет в самый раз, – ответил Хук. Он изо всех сил старался говорить солидным тоном. Ему это почти удавалось.

– Клотильда, – позвал Спектор. Он посмотрел на молчаливую служанку. Она снова качнула головой и вышла из комнаты. – Чем могу помочь? – обратился он к Хуку. – Должно быть, дело срочное, если инспектор послал вас ко мне.

– Плохие новости, сэр. Делла Куксон не дочь Человека-змеи.

– Откуда вы знаете?

– Потому что его дочь покончила с собой в 1929 году.

Спектор задумался над этим:

– Понятно. Что ж, полагаю, это логично. Наверное, инспектор весьма удручен. Я, однако, нет. Видите ли, у этого дела много граней. Может быть, слишком много. Возьмем, к примеру, вот эту.

Он повернулся в кресле и включил граммофон. Из него донеслись звуки одинокой скрипки: игривые, полные надежды, парящие, как голубь, над сценами ужаса и резни.

– Флойд Стенхаус, – пояснил Спектор. – Разве он не великолепен?

– Он очень талантлив, – признал Хук, смущенно покашливая.

– Конечно, всем известно, что гений и безумие идут рука об руку. Об этом говорит история. И я понял из записей Риса, что мистер Стенхаус – человек, которого мучает его бессознательное. Он видит сны – отвратительные сны. Чудовищные, способные соперничать с самыми мрачными фантазиями Эдгара Аллана По. Послушайте вот это.

Он протянул руку и снял иглу с граммофона. Музыка умолкла с резким скрипом, не смягчаясь. Затем он обратил свое внимание на блокнот:

– Вот запись, сделанная две недели назад: «Во сне пациент А лежит в постели, как обычно, корчась от лихорадки. Пот сочится с его тела, и он бьется в конвульсиях от скручивающей боли в кишках. Постепенно к нему приходит осознание того, что он не один. В лунном свете за окном спальни он видит фигуру, одетую в черное. И знает, что эта фигура, кем бы она ни была, является причиной его мучений. Под действием инстинкта он хочет нанести удар по человеку, ответственному за эту боль. Он берет что-то со столика рядом с кроватью и бросает в фигуру. В ту же секунду она исчезает в каскаде осколков стекла. А пациент А понимает, что разбил зеркало».

– Я ничего в этом не понимаю, сэр.

– Вот как? То есть вы не находите это интересным? Ни в малейшей степени?

– Это похоже на вуайеризм. Сны человека – это его личное дело.

– Я уверен, что вы правы. И все же мистер Стенхаус, кажется, очень хочет поделиться своими снами. Он делится ими настолько охотно, что позвонил доктору Рису посреди ночи, чтобы описать свой последний кошмар, пока он еще свеж в его памяти. Очевидно, сам доктор Рис находил большой интерес в ночных кошмарах этого беспокойного музыканта. Возможно, он предвидел, что скоро опубликует очередной бестселлер.

– К чему вы клоните, сэр?

– Ответьте мне на один вопрос, Хук. Как среагировал доктор Рис, когда Стенхаус начал пересказывать содержание своего сна?

– Он начал записывать его. Олив Тернер слышала, как перо царапает бумагу.

– Верно! Он сразу же начал делать записи. А теперь ответьте: что случилось с этими записями?

Хук был в замешательстве:

– Последние записи в тетради были сделаны перед тем, как Олив отнесла ему ужин. Мы не нашли ничего более позднего.

– И какой можно сделать вывод? Что убийца, возможно, вырвал соответствующую страницу из блокнота? Что, возможно, на этой странице было что-то еще, чего он не хотел, чтобы мы видели?

– Но почему?

Спектор усмехнулся:

– Похоже, что мы наконец-то начали задавать правильные вопросы.

* * *

Придя домой, инспектор Джордж Флинт почувствовал, что несколько рассеян. Жена поставила перед ним миску рагу, которое он с ворчанием поглощал. Джулия Флинт была терпеливой женщиной и знала, что не стоит ожидать от мужа слишком многого, когда он так погружен в дело. Но даже она была слегка обескуражена его пустым, стеклянным взором, когда он сидел у камина в тускло освещенной гостиной.