Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)

Вглядываясь в огромный красно-желтый затейливый медальон на ковре, я додумался в конечном счете вот до чего: может быть, Эвелин не совсем нормальна? Это часто появляющееся на ее лице выражение ужаса и тревоги, вроде бы совершенно беспричинной, откуда оно? Я вспомнил, что уже видел однажды такой испуганный растерянный взгляд. До этого момента я специально запрещал себе вспоминать, где именно я видел те же страдальчески сведенные брови, и настороженные глаза, и трепещущие, как крылья птицы, руки. Но в глубине души я знал, всегда знал - где.

Примерно месяц назад преподаватель водил нас в психиатрическую больницу, и я остановился тогда поговорить с одной девушкой. Мне сказали, что она сама изъявила желание пройти курс лечения, что у нее невроз в легкой форме, вполне компенсируемый. Девушка как девушка, внешне совершенно здоровая. Очень хорошенькая, темненькая, как Эвелин, и та же белая кожа и голубые глаза, то же выражение лица, и фасон платья, и утонченные манеры. Когда я начал с ней говорить, лицо ее слегка напряглось, потом появился испуг в глазах, а руки стали беспокойно двигаться, и чем дальше - тем беспокойнее... А потом вдруг рот ее широко распахнулся, и она принялась истошно вопить, так что у меня зазвенело в ушах, и ругаться самыми пошлыми гнусными словами. Вскоре приступ прошел, и она снова стала совершенно спокойной. "Лечение идет ей на пользу,- сказал мне дежурный врач, когда я стал его расспрашивать.- Видели бы вы, в каком состоянии она была в первые дни. Результат жестокого обращения, дома у нее немыслимые условия. Ну ничего, она уже поправляется. Через полмесяца мы ее выпишем".

Я мысленно себя одернул. Что за дикая идея! Сравнивать Эвелин с этой несчастной девушкой! Эвелин, перед обаянием которой никто не может устоять. "По крайней мере, мужчины точно не могут",- подумал я.

А ведь действительно. Сначала отец Урсулы, потом Джим, потом Марсель, не говоря уж обо мне. Может быть, доктор Пармур тоже проникся, как знать? Иначе зачем он пригласил ее на прогулку? И, наверное, они сидели вместе у пруда, заросшего лилиями. Иначе почему именно ее он захотел видеть, с ней говорить перед тем, как навсегда покинуть этот бренный мир? Я вспомнил, что однажды все-таки видел их с Эвелин вдвоем. "Да, все в нее влюбляются,продолжал размышлять я,- спрашивается, почему? Не потому ли, что у нее всегда такой печальный и взволнованный вид, что сразу хочется ее защитить и утешить? Тогда как Урсула всегда беззаботна, и весела, и чрезвычайно самоуверенна. Потому так и получается. Объективно она гораздо привлекательнее, но в нее не влюбляются. Только Пармур. Да и был ли он по-настоящему в нее влюблен? Я вспомнил, что он совсем не стремился получить развод. Очень возможно, мои домыслы не так уж невероятны. Возможно, втайне он тоже любил Эвелин, а не Урсулу. Но что это меняет? Во всяком случае, тогда становится понятной неприязнь Урсулы. Как бы мы, мужчины, ни восхищались Урсулой, факт остается фактом: Урсула терпеть ее не может. Но ведь это означает еще и то, вдруг осенило меня, что Пармур застрелился не из-за Урсулы, была какая-то иная причина. Возможно, это Эвелин чем-то его огорчила в те последние минуты, проведенные у пруда? Например, призналась, что собирается уехать. Может, назвала меня, может, Марселя, это сейчас не так уж и важно. Важно, что ее признание могло стать последней каплей.

Да, безусловно могло. И все же что-то мне подсказывало, что к роковому выстрелу Пармура подтолкнуло не любовное разочарование и не ревность, нет, причина была более глубинной. Правильно сказал сэр Фредерик: Пармур был хорошим человеком, который плохо кончил.

Глава 22

По прихоти затейницы судьбы нам всем троим пришлось ехать в Чод на дознание в одной машине: мне, Джиму и Марселю. Сэр Фредерик уехал раньше: по просьбе коронера он отправился туда вместе с полицейским врачом Фицбрауном, чтобы присутствовать при освидетельствовании тела присяжными. Я хорошо представлял, как он с покровительственной улыбкой указывает им на самые "примечательные детали", рассеянно поигрывая моноклем. Наверняка благодаря ему вся процедура выглядела исключительно как научное исследование. Сэр Фредерик не убоялся бы даже путешествия в ад, воспринял бы его как удачную познавательную экскурсию.

Ну а мы все трое сидели с каменными физиономиями и молчали. Я - рядом с шофером, Марсель и Джим сзади, забившись каждый в свой угол, чтобы быть подальше друг от друга.