Смерть и прочие хэппи-энды

– Я знаю. Но почему? Посмотри, сколько времени мы не могли решиться на настоящий разговор. И посмотри, как после него стало легко. Я любила их, но серьезно! Они были безнадежны, когда речь заходила о плохих новостях. – Я указываю на черно-белую фотографию родителей. – Они были такой красивой парой – блестящий пример идеального брака. И демонстрировали окружающим только эту картинку. Но неужели они никогда ни в чем не сомневались? Я ни разу не слышала, чтобы они хотя бы поспорили.

– И я тоже.

– Как будто они не хотели, чтобы мы узнали, что жизнь грязная и люди могут облажаться.

– Черт! Ты поняла их!

– Я все еще скучаю по ним, – признаюсь я. – А ты о них когда-нибудь думаешь?

– Все время. О том, что они не видят, как растут девочки.

– Да. Это тяжело. Но отчасти я рада, что их здесь нет. Мне не хотелось бы, чтобы они узнали о моей болезни.

– Они никогда бы с этим не справились. Никогда! – Изабель слегка вздрагивает. – В любом случае, может, последуем примеру мамы и папы и поговорим о приятных вещах? Как думаешь, куда именно Гарри собирается взять тебя на спа-выходные?

– Без понятия. Он хочет, чтобы это был сюрприз.

– О, как мило и романтично. Мартин тоже делал это для меня. В старые добрые времена! Прежде, чем появились дети. О Боже! Благодаря тебе я понимаю, что мы позволили себе потерять. Это так грустно, когда из отношений исчезает магия…

Я хочу сказать что-нибудь ободряющее, вроде того, что магия может вернуться, но не успеваю – Изабель издает стон и заливается слезами.

Я сбита с толку – это совершенно неожиданно. Ни с того ни с сего. Я не знаю, что делать, поэтому просто подхожу к ней и обнимаю за плечи.

Она машет рукой:

– О, не беспокойся обо мне. Прости. Я обещала себе, что не буду плакать…

– Все в порядке, – откликаюсь я. – Разве это не в точности то, о чем мы говорили?

Изабель ставит чашку на стол и тянется к сумочке за салфеткой.

Я бегу на кухню и возвращаюсь с полупустой коробкой.

– Вот, – говорю я, кладя салфетки рядом с ней.

Сейчас Изабель уже просто всхлипывает. Она наклоняется вперед, достает из коробки другую салфетку, промокает глаза и деликатно сморкается.

– Я не знаю, что со мной, – бормочет сестра. – Чувствую себя нелепо. Извини. Все как-то навалилось… Может, наш разговор о маме и папе. А может, осознание того, что я тебя потеряю… – Она жалобно стонет, и я приседаю у ее ног, положив подбородок ей на колени, и смотрю в ее бледные влажные глаза.

– Но это не единственная причина, правда?

Изабель бросает на меня взгляд, а затем прикрывает глаза, как бы говоря: «Не надо об этом».

– О, Боже, Дженнифер, – вздыхает она, – все так сложно. Когда у тебя есть дети, это бесконечные обязательства. Ты постоянно чем-то занята и беспокоишься, что пренебрегаешь одним ребенком и отдаешь предпочтение другому или пренебрегаешь своим мужем. Хотя на самом деле ты пренебрегаешь только собой. Я забыла, кем была раньше, – она снова глядит на меня, – и у меня не случается романтических уик-эндов, которых я бы ждала. Вообще!

Она утыкается головой в колени, и ее волосы свешиваются вперед. Я начинаю массировать ей шею, пытаясь успокоить.

– Не глупи, – говорю я, – ты замечательно обращаешься с девочками, а Мартина просто нужно подтолкнуть, как и всех мужчин. Взять хоть меня: мне приходится умирать, чтобы заполучить спа-выходные.

Изабель фыркает себе в колени:

– Не смешно.

– И я прекрасно понимаю, как это трудно – соблюдать баланс, как делаешь ты. Я так восхищаюсь твоей способностью держать все под контролем. Твои дети очаровательны – нужно отдать тебе должное.

Изабель пытается взять себя в руки. Ее нижняя губа еще подрагивает, лицо перепачкано поплывшей косметикой. Она обнимает бутылку с горячей водой, как ребенок плюшевого мишку.

– Мне долить горячей воды? Должно быть, эта остыла.

– Все нормально… нормально… О Боже! – восклицает она. – Мне правда не следовало говорить тебе это – я поклялась, что не буду, но не могла держать это в себе ни секунды дольше. И я знаю, нет нужды просить тебя поклясться сохранить эту тайну, но…

– Клянусь, что унесу с собой в могилу любую твою тайну.

– Перестань, – просит Изабель, всхлипнув. И смотрит мне прямо в глаза. – Ты не должна так говорить, это ужасно.

– Идет. Я не буду. А теперь расскажи мне, что случилось.

– Ох, Дженнифер. Мне так не хотелось тебя впутывать. Ты сможешь это вынести?

– Ну конечно.

Она прикусывает губу.

– Нет, нет… я не могу! Извини. Я такая эгоистка. Не стоит обременять тебя моей жалкой историей. У тебя и своих забот хватает.

Я раздраженно вздыхаю:

– Вообще-то я бы хотела для разнообразия побеспокоиться о ком-нибудь, кроме себя.

Изабель умоляюще на меня смотрит:

– Сейчас уже настал «винный» час?[32]

– А если нет, то пить нельзя?

– Нельзя, – улыбается она, – по крайней мере, в моем доме.

Я отправляюсь на кухню и роюсь там в поисках белого вина, но у меня осталась лишь пара бутылок красного.

Я ведь не собиралась пополнять свои винные запасы.

– Мне неловко, – кричу я из кухни, – но есть только красное вино. Или виски.

– Красное вино – это хорошо, – отзывается Изабель. – И может быть, немного воды.