Я очень рада, если то, что я в тот вечер говорила о Юге, способствовало вашему решению навестить нас. Здесь благодатная почва, в этом я уверена. Бедняки негры и белые — такие же бедняки. Негры, для которых нет другой надежды, кроме социальной, революции. Белые, которых тоже эксплуатируют самым ужасным образом, но они еще должны нести бессмысленное и тяжелое бремя «превосходства» над неграми, а ведь у них есть революционные традиции.
Но как трудно, должно быть, покинуть Нью-Йорк, живя в нем. У меня никогда не хватило бы мужества на вашем месте. (Рано или поздно я непременно попаду туда и останусь навсегда.) В Европе кипит война, переливается через край, за море! И что ни день, может дойти и до нас. Здесь все это кажется таким далеким, я хочу сказать — война. Хотя подлинная причина войны, настоящей войны, здесь существует, как и везде, даже в большей степени. Читали вы «Империализм» Гобсона? Ну конечно, читали. Простите, что я вам вздумала давать советы.
Если вы окажетесь где-нибудь близ Люси (а я надеюсь, что это будет так), вы непременно должны заехать в нашу сумасшедшую «либеральную» школу. Лишняя койка всегда найдется, и вам будут очень рады. Это славное место, во всяком случае, учителя тут многому могут научиться. Я помню, что вы мне говорили в Нью-Йорке насчет того, что ко всему нужно подходить с классовой точки зрения, даже к науке. Я много думала об этом. Я начинаю понимать вашу мысль. Например, в физике: во всех учебниках (в задачах и пр.) всегда делается акцент на количестве и выработке; об энергии человеческого труда ничего даже не говорится (как будто она слишком дешева, чтоб ее принимать в расчет). И совсем уж ничего — о потребительской ценности по сравнению с производственной. Просто удивительно, как классовый ключ отпирает все стороны жизни! Какая удача для меня, что я встретилась с вами в тот приезд в Нью-Йорк! Как я счастлива, если мои рассказы о наших заводах и рудниковых поселках хоть в чем-нибудь помогли вам! Вы так помогли мне.
С товарищеским приветом, Лида Шарон».
Стук в дверь, и входит Маркэнд.
— Хелло, Дэвид!
— Хелло, Лида! Я пришел за новыми книгами. — Он кладет связку книг перед ней на стол.
— Уже приготовлены. Садитесь, выпейте чашку кофе.
— Вы завтракаете так поздно?
— Это уже второй раз. Не могу без кофе зимой в Алабаме. Как-то раскисаю — от сырости, должно быть. Настолько холодно, что мерзнешь, но не настолько, чтобы холод взбадривал.
— Я уже два часа успел поработать.
— Над чем, бесстрашный воин?
— А вы не слышали стука молотка? Я чинил крышу в лаборатории.
— Да, очень вам благодарна. От этого-то я и проснулась.
— Потом занимался географией. Вы знаете, что дети вернутся раньше, чем мы успеем подумать об этом?
— Явная бессмыслица. Если я уже знаю, то как же это может случиться раньше, чем я успею подумать об этом?
— Во всяком случае, мне необходимо выяснить, где находится Занзибар… и Мадагаскар. — Он теребит пальцем корешки принесенных книг. — Слушайте, Лида, мне надоели книги _о_ социализме, _о_ марксизме. Они похожи на тусклые фотографии реальных вещей.
— Что же вы хотите?
— «Капитал» Маркса.
— У меня есть только первый том. Остальные два я и сама не читала.
— Отлично. Это ведь очень толстая книга, правда? Я выпишу остальные тома, и они как раз придут к тому времени, как я кончу первый.
— Они придут задолго до того времени, как вы кончите первый.
— Что вы хотите сказать?
— Погодите, сами увидите.
— Вы боитесь, что я не пойму, Лида?
— Какая глупость! Если вы не поймете, вы кончите очень быстро.
— Вот это мне нравится! Вы меня подбодрили. Давайте ваш кофе, я тоже буду завтракать второй раз.
— Какой добрый!
— Какая добрая!
— Не говорите так, Дэвид! — Она принесла чашку и наливает кофе.
— Почему?
— Так не говорят с женщиной.
— Но ведь вы сказали: «какой добрый». Так тоже женщина не должна говорить с мужчиной.
— Зачем я буду говорить с вами как женщина, если вы на меня не смотрите как на женщину?
— А вам это неприятно?
— Оскорбляет мое самолюбие… ведь мы с вами наедине в романтической южной обстановке. Бррр!..
— Я не нахожу вас красивой, Лида, это верно. И я с легкостью говорю вам об этом, потому что уверен, что многим мужчинам вы кажетесь очень красивой.
— Вы умница. Кроме того, вы лгун. Вы знаете, что для мужчин я непривлекательна.
— Откуда же мне это знать? Я не верю…
— Одним словом, это действительно так, Дэвид.
— И вам это неприятно?
— Чертовски неприятно. Но что с того?
Они молча пьют кофе.
2
Певучая майская ночь. Древесные лягушки наполняли тьму своим звонким кваканьем; оно поднималось к ослепительно сверкавшим звездам. Среди непрестанного кваканья слышались иные мелодии: крики и смех детей, не торопившихся укладываться в постель, более тихие возгласы Хораса Ганна или других учителей, звон посуды в кухне, а из открытого окна в Замке звуки голоса и старого органа: