Смерть и солнце

- Ну ладно, - сдался энониец. - Может, это даже к лучшему, что ты сюда добрался... Наконечник зашел под ключицу, его просто так не выдернешь. А сам я не сумею обломить древко, слишком уж больно. Сделай ты, я потерплю.

Лар побледнел.

- Зачем?..

Губы энонийца сжались в жесткую прямую линию.

- Сражение еще не кончилось.

- Но ты же все равно не можешь драться, - жалобно сказал Линар, уже догадываясь, что "дан-Энрикс" думает совсем иначе.

- Еще как могу! - отрезал он. - Хватит болтать. Возьми мой нож, подпили древко так, чтобы тебе хватило сил его сломать, и действуй.

Крикс тревожно огляделся, будто человек, который что-то ищет. Лар уже хотел спросить, что ему нужно, но южанин обошелся без него. Зубами стащил с руки перчатку, крепко закусил потертую коричневую кожу и кивнул Линару: приступай.

Островитянин потянулся к перевязи Рикса и достал прямой широкий нож. Когда он так бездумно рисковал, чтобы добраться до упавшего "дан-Энрикса", он не рассчитывал, что от него потребуют чего-то в этом роде.

- Я так не могу, - выпалил он, глядя на Крикса. - Я боюсь.

- Угм м-ммм, - отозвался энониец, и Линар едва сдержал истерический смешок, поняв, что это значило "Я тоже".

Следующие пару минут запомнились Линару на всю жизнь. Пока бывший эсвирт отчаянно кромсал ножом древко, Рикс все сильнее сжимал зубы, так что под конец у него побелели мышцы вокруг рта.

Сначала Лар пугался и бросал работу, когда энониец начинал мычать от боли. Потом перестал, поняв, что лучшее, что он сейчас способен сделать для "дан-Энрикса" - это сосредоточиться на своем деле и закончить его побыстрее. Пальцы у кусающего губы Лара были перепачканы в крови. Несколько раз он был уверен, что его сию секунду вырвет прямо на южанина - но почему-то ничего подобного так и не произошло. В конце концов Лар все-таки решился обломить древко, и, к его удивлению, оно поддалось с первой же попытки. Оглядевшись, Лар увидел, что сражение успело откатиться к Заячьему броду, давшему название долине.

Иззелена-бледный энониец выплюнул перчатку и утер со лба испарину.

- Что дальше?.. - обреченно спросил Лар. Умных идей он от южанина уже не ожидал - и оказался прав.

- Подай мне щит, - распорядился Крикс, с трудом поднявшись на ноги.

В походный лазарет не допускали посторонних, но мессеру коадъютору, конечно же, никто не запретил войти. В крестьянском доме, на скорую руку превращенном в госпиталь, лорд Ирем выглядел таким высоким, что, казалось, его голова вот-вот заденет закопченный потолок.

Льюберт Дарнторн подозревал, что его дядю тоже не посмели бы остановить, если бы он надумал навестить племянника. Но лорду Бейнору такая мысль, похоже, просто-напросто не приходила в голову. Оставалось только примириться с этим и с подавленной досадой наблюдать за Пастухом, который занимал лежак напротив. Рикс смотрел на своего сеньора с выражением тревоги и надежды одновременно.

- Мы выступаем завтра?

- Нет, уже сегодня, к ночи. Тебе лучше? - спросил лорд участливо, делая вид, что истинный смысл вопроса ему непонятен, хотя мысли Рикса, с точки зрения Дарнторна, понял бы сейчас даже глухой. У Пастуха, как говорится, все на лбу было написано.

В ответ на заданный ему вопрос южанин встрепенулся.

- Я почти здоров, мессер!

Cветловолосый калариец только усмехнулся углом рта.

- Здоров, конечно. Кстати, тебе очень повезло, что та стрела не зацепила легкое.

- Нет, правда. Вот увидите, я удержусь в седле, когда настанет время ехать, - продолжал настаивать "дан-Энрикс".

- Даже если у тебя это действительно получится - в чем я, говоря по правде, сомневаюсь, то сейчас ты не проедешь даже четверть стае. Извини, но мы не сможем ждать больных и раненых. Лечись, поменьше двигайся, и через три-четыре дня ты в самом деле встанешь на ноги.

Смотреть, как Пастух унижается ради заведомо невыполнимой цели, было забавно. Но, к несчастью, больше ничего веселого в необходимости в самом начале столь блестяще начатой кампании отстать от войска и остаться вместе с остальными раненными в вонючем, пахнущем лекарствами и кровью лазарете не было. Льюберта тошнило от всей здешней обстановки - низких потолков, метавшихся в бреду людей, противно-сладковатого запаха мази, пропитавшей, кажется, не только плотную повязку у него на голове, но даже его собственную кожу. Поселение, в котором они вынуждены были разбить лагерь, было, по мнению Дарнторна, редкостной дырой. Десятка полтора дворов с запуганными, словно мыши, обитателями и неровной покосившейся оградой.

- Встать я и сейчас могу, - упрямо возразил южанин, приподнявшись на локтях и собираясь спустить ноги с лежака. - Вот, посмотрите сами.

Рыцарь перестал посмеиваться и скомандовал:

- Лежать! Я не затем пришел тебя проведать, чтобы объяснять, как следует себя вести, когда из тебя вытащили двадцать гран железа. Будь добр, перестань сходить с ума и успокойся. Что бы ты сейчас ни говорил, ты остаешься здесь.

Пастух откинулся обратно на скамью, застеленную его собственным плащом и заменявшую ему постель. Лицо у него от чрезмерного усилия сделалось белым, как покрашенная известью стена за его изголовьем.