Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

Все эти показания воссоздают нижеследующую картину: приблизительно в половине четвертого пополудни мисс Дрюс, пройдя по аллее, приблизилась к беседке и спросила своего отца, когда он будет пить чай. На это мистер Дрюс ответил, что он вовсе не хочет чая и что он ждет своего адвоката, мистера Трейла, за которым он уже послал. Мисс Дрюс отошла и, встретив мистера Трейла в аллее, проводила его к беседке. Через полчаса мистер Трейл вышел из беседки; одновременно с ним на пороге появился и полковник, находившийся, по всей видимости, в добром здравии; он был даже в несколько приподнятом настроении, ибо в тот день его посетили еще гости – два племянника… Однако, ввиду того, что последние были на прогулке в течение всего этого времени, они не могли дать никаких более или менее существенных показаний.

По слухам, полковник был в довольно натянутых отношениях с доктором Уолентайном, но последний в тот день имел лишь непродолжительное свидание с дочерью покойного, к которой он, как говорят, весьма неравнодушен. Адвокат Трейл, по его словам, оставил полковника в беседке одного, что подтверждается также показаниями Флойда, засвидетельствовавшего, что никто не входил в беседку после Трейла. Десять минут спустя мисс Дрюс вновь пошла по направлению к беседке и, не дойдя до конца аллеи, увидела, что ее отец в белом полотняном костюме лежит на полу беседки. Она издала вопль, который привлек всех прочих на место происшествия. Войдя в беседку, они нашли полковника лежащим без признаков жизни подле опрокинутого соломенного кресла. Доктор Уолентайн, еще находившийся в поместье, установил, что смертельная рана была нанесена стилетом[8]. Лезвие прошло под лопаткой и пронзило сердце. Вызванная полиция тщательнейшим образом обыскала всю усадьбу и ее окрестности: стилет, однако, не был найден».

– Так, стало быть, на полковнике Дрюсе был белый костюм? – спросил патер Браун, откладывая газетную вырезку.

– Да, он привык носить белый костюм в тропиках, – несколько удивленно ответил Фьенн. – По его собственным словам, он пережил там множество разных приключений. И, как мне кажется, причиной его нелюбви к Уолентайну было именно экзотическое происхождение доктора. Так или иначе, вся эта история – загадка. Газетный отчет достаточно точен. Лично я не присутствовал при самой трагедии. Я как раз гулял с племянниками Дрюса и собакой – той самой, о которой я хотел с вами поговорить. Зато я видел сцену театра перед самым поднятием занавеса: прямую, как стрела, аллею, обсаженную голубыми цветами и упирающуюся в беседку, адвоката, идущего по ней в черном сюртуке и цилиндре, рыжую голову секретаря, орудующего своими ножницами где-то наверху, над живой изгородью. Эта голова была видна издалека, и если свидетели говорят, что они видели ее все время, то, значит, так оно и было. Этот рыжий секретарь Флойд – занятный тип. Расторопный, подвижный парень, ежеминутно готовый взяться за чужую работу – вот хотя бы, как тогда, за работу садовника. Я думаю, он американец. Во всяком случае у него американские взгляды на жизнь.

– Ну а адвокат? – спросил патер Браун.

Несколько секунд царило молчание. Потом Фьенн заговорил тихо, как бы про себя:

– Трейл показался мне не совсем обычным человеком. В своем длинном черном сюртуке он выглядел почти франтом, хотя элегантным его никак нельзя было назвать – очень уж бросались в глаза его длинные, пышные черные бакенбарды, каких уже не носят со времен королевы Виктории. У него было торжественное выражение лица и манеры тоже торжественные и утонченные. Время от времени он как бы вспоминал, что нужно улыбнуться. И, когда он улыбался, обнажая свои белые зубы, он, казалось, терял некоторую долю своей импозантности, и в лице его чудилось что-то фальшивое, что-то неискреннее. Впрочем, это, может быть, было вызвано тем, что он чувствовал себя смущенным; он все время трогал то свой галстук, то булавку в галстуке. Если бы я мог подозревать кого-либо… Но к чему говорить, когда раскрыть преступление все равно невозможно? Никто не знает, кем оно совершено. Никто не знает, как оно совершено. За одним, впрочем, исключением, ради которого я и завел этот разговор. Собака знает все!

Патер Браун вздохнул и рассеянно промолвил:

– Вы были там в качестве друга юного Дональда? Он не пошел гулять вместе с вами?

– Нет, – ответил Фьенн, улыбаясь. – Молодой повеса лег спать на заре и встал около полудня. Я гулял с его двоюродными братьями – молодыми офицерами, приехавшими из Индии. Мы болтали о пустяках. Насколько мне помнится, старший из них, Герберт Дрюс, специалист по коннозаводству, говорил о недавно приобретенной им кобыле и о нравственных качествах человека, продавшего ее. А брат его, Гарри, жаловался на неудачу, постигшую его в Монте-Карло. Я упоминаю обо всем этом только для того, чтобы подчеркнуть, что наша прогулка носила самый тривиальный характер. Единственное, что было в ней мистического, это собака.

– Какой породы была собака? – спросил священник.