Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

Может быть, именно поэтому он упорно отказывался от чьей бы то ни было помощи, хотя это и вызывало некоторую задержку. Впрочем, он все время успокаивал и подбодрял немногих любопытных, посетивших в день эксперимента ателье, где он в полном одиночестве возился со своим аппаратом. Он отказался спуститься вниз к обеду, и дворецкий понес ему тарелки наверх. Через несколько часов старик пришел за ними и убедился, что аппетит у Дарнуэя отнюдь не пропал. Однако, когда он убирал тарелки, Дарнуэй не поблагодарил его, а лишь пробурчал нечто нечленораздельное. Пейн тоже заглянул в ателье – посмотреть, как идут дела, но, убедившись, что фотограф не склонен вступать с ним в беседу, вскоре спустился вниз. Патер Браун тоже пытался проникнуть в ателье, чтобы передать австралийцу письмо от антиквара, которому тот собирался послать фотографию. Но и ему не удалось поговорить с Дарнуэем. Он оставил письмо на подносе и ушел, думая об этой большой стеклянной комнате, полной солнечного света и упорного фанатизма. Ведь в известной степени это был им же самим созданный мир. Но он ни с кем не поделился своими мыслями. Очень скоро ему довелось вспомнить о том, что он был последним, кто спустился по винтовой лестнице, оставив позади себя пустую комнату, а в пустой комнате – одинокого человека. Все прочие обитатели замка и гости собрались в смежной с лабораторией маленькой гостиной под огромными часами из черного дерева, напоминавшими исполинский гроб.

– Ну, что слышно у Дарнуэя? – спросил Пейн несколько позже. – Ведь вы же там недавно были.

Священник провел рукой по лбу.

– Вы, пожалуй, скажете, что я стал мистиком, – произнес он с грустной улыбкой. – По-видимому, у меня закружилась голова от яркого света – я ничего не мог разглядеть как следует. Я будто уловил нечто необычное в фигуре Дарнуэя, стоявшего перед портретом…

– Это из-за его хромой ноги, – сказал Барнет. – Мы все это знаем.

– Послушайте, – довольно резко перебил его Пейн, понизив голос, – я не думаю, что вы многое знаете. По-моему, нам вообще ничего толком неизвестно. Что с его ногой? Что было с ногой его предка?

– Я нашел в семейном архиве книгу, которая мне многое разъяснила, – сказал Вуд. – Сейчас я ее вам принесу. – И он пошел в библиотеку.

– Мне кажется, – спокойно сказал патер Браун, – что у мистера Пейна есть веские основания задавать подобный вопрос.

– Я могу сказать вам прямо, какие у меня есть основания, – ответил Пейн еще тише. – В конце концов, это вполне естественное объяснение. Любой человек может придать себе сходство с портретом. Что мы знаем об этом Дарнуэе? Ведет он себя довольно странно…

Все присутствующие удивленно посмотрели на говорившего. Только священник остался по-прежнему спокоен.

– Я думаю, с этого портрета еще ни разу не снимали фотографии, – сказал он. – И поэтому он хочет сфотографировать его. Что тут странного?

– Разумеется, все очень просто, – улыбаясь, сказал Вуд; он как раз вернулся в комнату с книгой в руках.

Не успел он договорить, как старинные черные часы за его спиной захрипели, и семь тяжелых ударов прокатились по комнате. И тотчас вслед за последним ударом на верхнем этаже раздался грохот, потрясший весь дом, точно удар грома. В ту же секунду патер Браун бросился к винтовой лестнице.

– Господи! – невольно вскрикнул Пейн. – Ведь он там один!

– Да, – сказал патер Браун, – мы найдем его одного.

Когда все остальные пришли в себя и сломя голову бросились по лестнице в ателье, они убедились, что патер Браун был в известной степени прав. Они нашли Дарнуэя на полу среди обломков фотографического аппарата; длинные ножки опрокинутого штатива нелепо и жутко торчали в воздухе под тремя разными углами; а четвертый угол образовала странно вывернутая нога Дарнуэя, лежавшего поверх штатива. На мгновение эта темная груда показалась вошедшим неким чудовищным, гигантским пауком. Достаточно было одного взгляда и прикосновения, чтобы убедиться: Дарнуэй мертв. Только портрет стоял нетронутый на мольберте, и можно было подумать, что в его глазах сверкает насмешка.

Часом позже патер Браун, пытавшийся водворить порядок в переполошенном доме, наткнулся на старика-дворецкого, бессмысленно бормотавшего какие-то слова. Почти не прислушиваясь, священник догадался, что он бормочет роковые стихи:

– В седьмом потомке я воскресну,

И в семь часов опять исчезну…

Он хотел сказать ему несколько слов в утешение, но старик внезапно отпрянул, будто разгневавшись.

– Вы! – крикнул он бешено. – Вы и ваш дневной свет! Ну, что вы теперь скажете? Верите вы теперь в судьбу рода Дарнуэй или нет?

– Я остаюсь при своем мнении, – мягко ответил патер Браун. – Я надеюсь, – прибавил он, помолчав, – что вы исполните последнюю волю Дарнуэя и отошлете фотографию куда следует.

– Отослать фотографию? – резко вмешался доктор. – Какой в этом смысл? Да кроме того, никакой фотографии и нет. Хоть он и хлопотал в ателье весь день, но ничего не успел сделать.

Патер Браун порывисто повернулся.

– Тогда сделайте снимок вы, – сказал он. – Бедняга Дарнуэй был совершенно прав. Снимок надо сделать. Это крайне важно!