Смерть и Возрождение (СИ)

— Если с медом, то можно, — Дани подошел и уселся на траву возле столика.

Духи принесли ему большую толстостенную чашку и банку с медом.

Только Кошка порадовалась, что начала понемногу привыкать к появлению новых людей в своей жизни, как люди стали… меняться. Один из них. Нет, Кошка не испугалась кота как такового. Он был слишком красив и нереален, чтобы его бояться. Но сам факт того, что был человек, а стал кот… И это ведь не галлюцинация. Усы у кота были самые настоящие. И дыхание тоже. И мурчание за спиной. Кошка боялась обернуться. Ей очень хотелось погладить кота, но для этого надо было признать, что он есть. А пока он за спиной, его вроде как и нет. Вот рыжий парень — Дани, да? — вот он есть, он черешню «клюет», даже улыбается вон.

— Привет, — как могла спокойнее сказала Кошка Дани.

Эшу приподнялся, просунул морду между креслами Туу-Тикки и Кошки, принюхался к тому, что стояло на столе. Басовито мяукнул что-то Дани, пощекотал Кошку усами и снова лег.

— Голодный котик, — сказал Дани.

— Зачем тогда перекидывался? — удивилась Туу-Тикки. — Расход же большой.

— Ну хочется ему, — пожал плечами Дани. — Эшу есть Эшу. По крайней мере, когда он кот, он не творит шкоды.

— Он не творит обычные шкоды, — поправила Туу-Тикки. — Но от углового дома на нашей улице воняет котами до сих пор. И зачем он это сделал, я понятия не имею.

Дани снова пожал плечами. Зачем зимой после репетиции Эшу в темноте пробрался к домам и пометил и забор, и машину у дома, и почтовый ящик, Дани и сам не знал. Кажется, Эшу просто не понравилась музыка, которую там слушали, когда они как-то проезжали мимо, завернув в дом-у-дороги после трех дней путешествий.

Кошка слушала весь этот разговор, ощущая себя не то посетителем дурдома, не то ребенком, попавшим в сказку. Второй вариант ей нравился больше. Что ж. Не обидит же котик маленькой девочки? Или обидит?

— А его можно погладить? — в конце концов спросила Кошка, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Можно, — кивнул Дани. — Он это любит. Только не по морде.

Эшу тут же сунул к Кошке черную в синих узорах голову, шевельнул ушами — мол, чеши.

Кошка заворожено провела рукой по голове и шее кота, потом набралась смелости и почесала его за ухом. Кот довольно заурчал. Звук отдавался вибрацией в ребрах. Кошка продолжала гладить кота, чесать за и между ушами и с ужасом понимала, что с каждым мурком ее радость все больше походит на истерику. Руки дрожали. Кошке захотелось куда-нибудь спрятаться, но спихнуть голову кота она не решалась.

Эшу внезапно высвободился из ее рук, встал — и сменил форму. Одновременно с этим в сад вышел Грен.

— Всем привет, — улыбнулся он. — Тикки, малыш, чем ты занималась, что так устала? — Грен наклонился над ней и поцеловал.

— Мы с Кошкой цветы переносили и расставляли.

— Переносили, — Грен вынул ее из кресла и поднял на руки, — это я понимаю. Но расставляли зачем сами? Духи же есть. Идемте обедать, там все готово.

— Ну цветы же, — попыталась объяснить ему Туу-Тикки. — С ними поговорить надо, объяснить. С другого края света, из квартиры, из московской весны — и сразу в здешнее лето.

Грен покачал ее на руках, как ребенка.

— Зеленая ведьма, — сказал он. — У тебя вечером спина будет болеть. Я тебе массаж сделаю.

Кошка чуть не расплакалась от обиды. Мало того, что вместо красивого мягкого теплого мурчащего кота появился какой-то долговязый дядя, так еще и Туу-Тикки жалеют, а она как бы и ни при чем. Так что ли? Кошка сама не понимала, что с ней происходит. Знала, что не права, знала, что все совсем не так. Но на нее навалился такой шквал эмоций, что ее затрясло. Она вцепилась в чашку с остатками чая, уставилась на ее содержимое и попыталась взять себя в руки.

Грен унес Туу-Тикки в дом, откуда слышались детские голоса. Эшу ушел за ними. Дани задержался.

— Не обижайся на Эшу, — сказал он. — Пойдем обедать. Мы все равно потом уйдем в подвал часа на четыре.

— Я не обижаюсь, — Кошка постаралась улыбнуться. Дани-то уж точно ни в чем не виноват. — Иди. Я догоню через пару минут.