Смерть и Возрождение (СИ)

Оставшись одна, Кошка закрыла глаза и несколько минут просто дышала, считая интервалы вдохов и выдохов. Вскоре она успокоилась настолько, что к ней вернулась способность рассуждать. Что это было? И почему оно было? Что такого произошло, что у нее сорвало крышу? Появление оборотня? Но она знала, что рано или поздно это случится, Туу предупредила ее еще несколько дней назад. Мурчание огромного черно-синего кота? Но он же такой… Такой!.. Как же ей хотелось его обнять и затискать! «И почему ты этого не сделала?» Нельзя. Неприлично. А вдруг… «А вдруг что? Почему нельзя? Ведь тебе же хотелось? Вот Эшу захотел стать котом и стал, надоело — снова превратился в человека. И Дани… захотел черешни и пошел клевать. А тебе всего лишь хотелось обнять кота. Почему нельзя-то?» Потому. «Почему?» Просто — потому. «Ну что плохого в том, чтобы разрешить себе быть собой?» Кошка не знала ответа на этот вопрос. Она вообще не знала, как это — быть собой. Она всю жизнь, сколько себя помнила, была кем-то, кого хотели видеть окружающие. А теперь вдруг вокруг не осталось никого, кто видел бы «фантазию на тему Кошки», все вдруг стали говорить с ней, с Кошкой, и видеть ее, Кошку. А она не знала, как это — быть собой. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в лесу. Потерянной, растерянной, испуганной. Вокруг столько интересного, столько возможностей, а она не знает, что ей делать и как быть.

Да, она же обещала Дани, что придет через пару минут. Но, кажется, прошло гораздо больше. Кошка глубоко вздохнула, надела маску «у меня все в порядке» и пошла в дом. На кухне и в гостиной никого не было. Вот и хорошо. Кошка совершенно не была уверена, что сможет долго сохранять спокойствие. Она соорудила себе несколько бутербродов, прибавила к ним пару груш и стакан соку и ушла в свою комнату.

========== 17 ==========

Туу-Тикки и Грен лежали в постели, обнявшись.

— Кто завтра Оуэна в школу повезет? — спросил Грен.

— Давай ты, — отозвалась она. — Если у тебя нет других планов.

— Только арфа и парк.

— Работу еще не предлагают?

Грен улыбнулся.

— Не смеют вмешиваться, когда я играю. Надо будет попробовать большую арфу взять.

— А ей это не повредит?

— Не должно. Просто тяжелая она. Тебя что-то тревожит?

Туу-Тикки помолчала и призналась:

— Плюшевая Кошка меня тревожит. Что-то с ней не так, и сильно не так.

— Помимо того, что у нее не осталось в живых ни одного родственника?

Туу-Тикки вздохнула.

— Мне кажется, я все время об этом забываю, — призналась она.

— Забываешь? Отчего?

— Ну… если бы я узнала о смерти своих родных, меня бы это вообще не задело. Я, кстати, и не в курсе, живы ли они, и мне неинтересно.

— Ты никогда о них не рассказываешь, — укорил Грен.

Туу-Тикки начала наматывать на палец прядь его волос.

— Мы слишком долго не общались. Я слишком хорошо терапирована. Из дома меня выставили в шестнадцать, к психологу я пошла в двадцать шесть… Чужие люди. Расскажу при случае… но это довольно противная история.

Грен поцеловал ее в лоб.

— Значит, Кошка была привязана к матери, а ты не можешь этого осознать?

— Я думаю, там были более сложные отношения. И к психологу Кошка не ходила никогда, мы с ней дружим с тех пор, как она после института пришла в библиотеку.

— Так ты работала в библиотеке?

— Да, некоторое время. Потом ушла — там слишком мало платили, а у меня не было своего жилья в Москве. В библиотеке на аренду не заработать. Но, боюсь, с Кошкой дело не только в смерти матери. Она держалась, пока не пришла сюда, а здесь… Ты почувствовал, как она обиделась, когда ты меня на руки поднял?

— Еще бы! И когда Эшу перекинулся. Знаешь… я могу ошибаться, но мне кажется, что она начала линять. Ну как с вами, ведьмами, бывает.

— Только она не верит, что она ведьма.

— А вот это плохо. Не отпускай ее обратно в Москву.

— Зеркало открыто — она может уйти сама.

— Она не решится пройти сквозь него без тебя или меня, — заметил Грен. — Линька, конечно, дело глубоко личное, но его нельзя переживать в одиночестве.

— У Кошки в Москве работа, — напомнила Туу-Тикки, — а без дела ей сейчас тоже лучше не сидеть. И найти ей занятие у нас в доме я не смогу.

— Ты обязательно что-нибудь придумаешь, — Грен обнял Туу-Тикки покрепче. — Как только у нее будет паспорт, она сможет устроиться на работу уже здесь.

— Она не так хорошо говорит по-английски. Читает и пишет хорошо, а говорит так себе.

— Это не преграда, иначе эмигранты из Китая и Мексики оставались бы без работы.

— Ну не идти же ей уборщицей в клинику!

— Сгодится любая работа, где не надо плотно общаться с людьми, — сказал Грен. — Любой склад.

— Это скучно.

— Тебе скучно, а ей может подойти. Ты не спеши, подумай. И приглядывай за ней.

— Хорошо. А ты играй для нее.

— Обязательно.

Утром Кошка проснулась с намерением уйти домой. От отпуска оставалось еще пара дней, но ей не нравились скачки настроения, случавшиеся в последнее время, и она решила, что в привычной обстановке дома она вернется в норму. Да и большинство ждавших ее дел обитали в Москве. Когда Кошка спустилась в кухню, Туу-Тикки как раз накрывала на стол.