Смерть или слава

Тут хлопнула входная дверь и в канцелярию ввалился второй сержант – Валера Яковец – в сопровождении двух рядовых; одного Зислис помнил, потому что тот был огненно-рыж, словно лиса. Звали его не то Женя, не то Шура. Второй рядовой – совершенно незнакомый. Солдаты остались в вестибюле, Яковец затворил за собой дверь и небрежно козырнул.

– А! – оживился Фломастер. – Притащились таки? Валера, выдай этим двум пушки, они вроде как ополчение.

Яковец с недоверием покосился на Зислиса с Веригиным.

– Чего это вы? Похмелье, что ли?

– Скорее, скука, – поправил Зислис. Он вновь обрел способность к любимому занятию: игре словами.

– Разговорчики, – беззлобно рыкнул Фломастер. – Яковец, вы втроем тоже вооружитесь. Садофьева и Федоренко зашли на четвертый, там Семилет с Желудем. Пусть выкатят второй излучатель и развернут в сторону четной горловины. А сам с ополченцами пройдись по периметру и загляни в штабной корпус.

– А полковник ваш где? – поинтересовался Зислис, прищурив глаз. – Тоже в засаде?

Веригин, оставаясь бледным, все же сохранил способность улыбаться. Зислис же казался спокойным, как сфинкс. Словно и не висел над городом вестник несчастий добрых пяти миль в диаметре.

– Полковник пытался удрать на лайнере, – раздраженно сказал Фломастер. – Не знаю, где он сейчас. Наверное, в городе. – Лейтенант вдруг ощерился и стал похож на дворового пса, что завидел вора. – Я его, суку, пристрелю, если увижу!

Он грохнул кулаком по столу.

– Ладно, топайте.

– Между прочим, – сообщил Зислис, глядя на часы, – минут через пять начнут садиться чужаки на десантных ботах.

Фломастер вскинул голову и взглянул в лицо Зислису. На вытянутом лейтенантском лице отчетливо просматривалась каждая веснушка.

– А ты откуда знаешь, черт тебя побери?

– Видел. На станции. Мы и направились сюда, когда поняли, что сейчас с неба посыплются зелененькие.

Лейтенант немедленно схватился за коммуникатор.

– Внимание! Сигнал «Филин»! Повторяю всем постам: сигнал «Филин»!

Он оторвался от стержня и рявкнул на Яковца:

– Давай в оружейку, живо!

Именно в этот момент над космодромом послышался гул – еще далекий и негромкий. Но он крепчал и набирал мощь с каждой секундой. Зислис, Веригин и двое рядовых едва поспевали за высоким и с виду нескладным Валерой Яковцом – тот пересекал вестибюль со стремительностью охотящегося гепарда. Глухо бухали по плитке грубые солдатские ботинки. Яковец на бегу гремел ключами.

Оружейка помещалась напротив входа, перед лестницей на второй этаж. Яковец умудрился попасть ключом в замочную скважину чуть ли не в прыжке. Противно и настырно взвыла сирена.

«Боже, ну и порядочки у них, – подумал Зислис. – Замки какие-то древние. Сирена… От кого берегутся? В Новосаратове бласт на каждом углу купить можно. Правда, не такой мощный…»

Яковец, не обращая внимания на сирену, рванул на себя дверцу оружейного шкафа. Бласты стояли вертикально, пять штук, новенькие, одинаковые, матово поблескивающие мышастым цветом. Зислис невольно залюбовался. Еще пять гнезд пустовали. Рядовые похватали оружие; Яковец коротко взлаял:

– В четвертый! Живо! – и они умчались.

Теперь сержант совал тяжелые плазменные излучатели «ополченцам». Веригин схватил бласт с решимостью обреченного, и сразу поднырнул под ремень. Зислис сначала проверил стоит ли бласт на предохранителе.

Он стоял.

– Пошли! – схватив пушку и себе, Яковец выскочил из оружейки и смачно хлопнул дверцей. Сразу же затихла пронзительная сирена; Зислис даже вздохнул спокойнее. Звук неприятно сверлил мозг, отдавался под черепом – не иначе сирена излучала и в пси-диапазоне тоже, чтоб башка резонировала. На редкость противное ощущение.

На смену завываниям стража патрульной оружейки пришел густой басовитый гул, словно над космодромом носились миллионы шмелей. Зислис, Веригин и сержант вырвались наружу, и первое, что бросилось им в глаза – корабли. Десятки небольших плоских кораблей, летающих пятиугольников. У каждого под брюхом вырисовывались темные пятна правильных очертаний – не то люки, не то порты бортовых орудий. Корабли звеньями по четыре стремительно маневрировали над необъятным полем космодрома. Кажется, некоторые из них заруливали на посадку. Чуть выше несколько четверок вывернули к Манифесту, на летное поле маньяков-парашютистов. Еще несколько – тянули в сторону города. А над всем этим мельтешением незыблемо и неподвижно воздвигся гигантский инопланетный крейсер. Зислису показалось, что рисунок огоньков под его днищем немного изменился.