Смерть или слава. Чёрная эстафета

Снилась ему какая-то чушь: укоризненный капитан Куксе-вич грозил пальцем и насылал следом за скаутом орды крейсеров, все как один похожие на «Вагранта». Лейтенант Хардуэй комментировал происходящее суконным языком военных приказов. Павел недовольно морщился — вполне возможно, что на самом деле, не просыпаясь. Потом откуда-то возник Виталий, с грустью посмотрел на Павла и сообщил: «А мне за дом на Тахче нечем заплатить…» Павел уже собирался залихватски гикнуть и по-барски взяться за кредитную карту, но тут вспомнил, что карты у всех экспертов отобрали. Шеманихин ждал-ждал, потом безнадежно-махнул рукой и ушел вдоль по стволу «Вагранта», к трюмам. Но в трюмы он почему-то не попал, а попал в грузовую камеру скаута. Прямо от шлюза он неожиданно разогнался и, будто пловец на старте, прыгнул руками и головой вперед. Саркофаг поглотил его, пойдя на мгновение текучими чешуйчатыми волнами, а потом вновь отвердел. Павел постоял рядом, постучал зачем-то по саркофагу, позвал: «Виталик! Вылезай!», но Виталик не вылезал. Пожав плечами, Павел решил саркофаг просветить чем-нибудь, но прямо посреди грузового отсека сразу сконденсировалось объемное изображение Коллеги, который печально покачал головой, поцокал языком (Павел еще подумал, что язык у перевертышей совершенно такой же, как у любого человека) и сказал: «Я ведь советовал тебе не трогать саркофаг». «Но я же его не открывал!» — возразил Павел. «Ну и что? Просвечивать его тоже нельзя. Придется тебе, парень, искупить свою вину: полезай в саркофаг сам!» «Но там Виталик!» — Павел даже несколько удивился, хотя, если у саркофага не слишком толстые стены, к Виталику в компанию можно было запихать и Павла, и, наверное, Коллега тоже влез бы. «Нет там Виталика, — злорадно сказал Коллега. — Просветил ты его. Как ваши вояки моего земляка — фить, и нету». «Так что же? — подумал Павел с тревогой. — Я, что ли, Виталика убил? Своего шефа и единственного друга?» «Убил, — подтвердил Коллега. — Совсем убил».

И тут Павел в холодном поту проснулся. В рубке царил полумрак — услужливые автоматы погасили почти все источники света. Только над головным пультом слабо мерцал куб-экран, полный расчетов очередного прыжка. Объемные цифры текли, перескакивали с одного воображаемого кубика экрана на такой же, но пониже, пока не доходили до «донного» слоя. После этого содержимое слоя из экрана исчезало, но Павел твердо знал, что данные исправно пишутся в неуничтожимый лог-файл.

Он вскинулся в гамаке и глубоко вздохнул.

— Фу, — пробормотал он с облегчением. — Чушь какая…

С непривычки ломило все тело — до сих пор Павлу никогда не приходилось спать в гамаке.

Он выбрался на волю, мельком взглянул на пульт; свет включился сам собой, едва Павел ступил на пол. Очень хотелось сунуть голову под холодную воду, чтобы смыть вязкие воспоминания недавнего сна. Сдерживая зевоту, Павел направился к санблоку.

Плеснув в лицо воды и взглянув в овальное зеркало, Павел вдруг обмер.

Он не узнал себя. У него было другое лицо — чужое. Вместо узких скул, носа с горбинкой, пронзительных серых глаз и тонких, почти бесцветных губ Павел увидел совсем другие черты. Из зеркала на него глядел кто-то круглолицый. Чужой. Нос картошкой, губы бантиком. С обильными залысинами, с маленькими, как у откормленного кабанчика, глазками. Эдакий самодовольный бюргер откуда-нибудь с Фалькау или Баслер-Скиведе.

Павел растерялся, как не терялся еще ни разу в жизни. Руки сами собой метнулись к этому чужому лицу и ощупали все: нос, щеки, губы… Знакомый шрам на левой скуле — след юношеской драки.

Пальцы шрам почувствовали. В зеркале никакого шрама Павел не наблюдал. И нос — вот она, горбинка… А в зеркале — пончик какой-то, а не нос.

«Врет зеркало, — подумал Павел, наполняясь внезапным гневом. — Оно фальшивое».

И вдруг, повинуясь молниеносному порыву, он с размаху ударил зеркало кулаком. Так сильно он не бил ни разу в жизни.

Зеркало пошло трещинами, раскололось на несколько частей, которые со звоном рухнули на раковину умывальника. Чужое лицо исчезло.

Костяшки пальцев заныли — Павел взглянул на собственную руку. Мелкие серебристые осколки торчали из уже начавшей кровоточить кожи. Боль толчками втекала в руку.

Некоторое время Павел бездумно стоял перед умывальником, потом отыскал аптечку (еще один довод, что Рой строил и снаряжал этот корабль не для себя), кое-как очистил руку от острых осколков, промыл и обработал. Аптечка тихо зажужжала, сканируя повреждения, потом впрыснула что-то обезболивающее, потому что саднить кулак сразу перестало. В довершение иссеченные места были залиты физиологической пастой.