Моисеев прибыл в Вашингтон 20 мая с новыми предложениями по договору об обычных вооружениях в Европе и обсудил их непосредственно с президентом Бушем, а также с высокопоставленными чиновниками Госдепартамента и Министерства обороны. В ходе этих дискуссий Моисеев заявил, что морская пехота занимается скорее внутренней, чем внешней безопасностью — собственно, она будет использована в случае волнений внутри страны, а не конфликта с Западом. Американцы согласились с необходимостью охраны месторасположения ракет, но считали, что договоренность о численности подразделений, записанная в договоре, должна распространяться и на морскую пехоту.
Визит Моисеева несколько разрядил обстановку, но его предложение не было приемлемо для Соединенных Штатов. Однако вскоре после возвращения в Москву Моисеев сообщил, что, кажется, нашел решение вопроса, и соглашение было действительно достигнуто, когда Бейкер встретился с Бессмертных в Лиссабоне 1 июня. А 14 июня все послы, участвовавшие в переговорах по договору об обычных вооружениях в Европе, собрались в Вене для обсуждения спорных формулировок. Наконец президент Буш мог направить договор в Сенат для ратификации.
А что касается кредита, прошло несколько недель, прежде чем президент Буш принял окончательное решение. Тем временем делегация Кроудера побывала в Москве и обсудила с советскими чиновниками несколько проектов помощи в сельском хозяйстве. Горбачев встретился с группой, не пожалев времени, с восторгом поддержал идею проектов, но вспылил, когда Кроудер сказал, что они хотели бы иметь больше информации о кредитоспособности Советского Союза.
— Мы всегда пунктуально платили по кредитам, — пылко заявил Горбачев. — Я дал вам слово. Вы оскорбляете меня, прося еще о чем–то.
Кроудер пояснил, что наше законодательство обязывает представить данные о кредитоспособности, чтобы подкрепить принимаемое решение, и это отнюдь не является оскорблением, но Горбачев и слушать его не пожелал.
Когда Горбачева что–то возмущало, он редко ограничивался обсуждаемым вопросом, а начинал сыпать упреками направо и налево — по всему, что приходило в голову В данном случае он заявил, что президент Буш окружил себя «антисоветски настроенными советниками», которые поставляют ему ложную информацию. Он даже назвал Роберта Гейтса, высокопоставленного сотрудника ЦРУ заместителя советника по вопросам национальной безопасности Скоукрофта, выдвинутого Бушем на пост директора ЦРУ.
Я с возмущением выслушал это. Если кто–то и мог жаловаться на ложную информацию, так это мы. Крючков и КГБ явно дезинформировали Горбачева, как я не раз на это указывал. А американская разведка и лично Гейтс, насколько мне известно, никогда не лгали президенту. Наша интерпретация событий могла быть различной, но мы всегда честно излагали свое мнение и не прикрывались псевдофактами. Я не намерен был выслушать Горбачева и не возразить ему.
Не дожидаясь, пока его обвинения будут переведены на английский для наших гостей, я сказал по–русски:
— То, что вы говорите, и неверно, и несправедливо. Гейтс куда менее антисоветчик, чем Крючков антиамериканист!
Горбачев буркнул, что у него свое мнение о Гейтсе, а мы можем держаться своего мнения о Крючкове, и вернулся к вопросу о кредитах.
— Я лично просил президента Буша предоставить нам кредиты, — сказал он. — Если он хочет нам их дать, — отлично. Если нет, — его дело.
————
Одиннадцатого июня я вручил Горбачеву письмо, в котором сообщалось, что его просьба о предоставлении кредита в 1,5 миллиарда долларов для закупки зерна одобрена.
В поисках поддержки
Обеспокоенность Горбачева тем, что Буш может изменить к нему отношение, частично объяснялась искаженными докладами КГБ, но причин для беспокойства у него было предостаточно, хотя и не по поводу лояльности президента США. Весной 1991 года советская экономика явно двигалась к краху. Все рецепты для ее оздоровления содержали, возможно, смертельные дозы политического яда, и Горбачев начал мечтать о deus ex machina[108]
. Вот если бы его друзья в развитых промышленных странах могли собраться вместе и осуществить массированную международную помощь! Ведь влили же они десятки миллиардов в крошечный Кувейт для его спасения и к тому же рисковали жизнями. Конечно, стоило предпринять подобное усилие, чтобы превратить смертельную угрозу в партнерство и сотрудничество. К тому же все они — его друзья–приятели, которые — во всяком случае в частных беседах — обещали вечную поддержку. Какие–то 20–30 миллиардов долларов в год, которые могли бы помочь ему удержаться на своем посту, были бы лишь частицей того, что они уже сэкономили в бюджете, сократив вооружения, благодаря проводимой им политике.