Смерть империи

В ходе своего монолога Горбачев упомянул о моем предстоящем отъезде, о чем было только что объявлено, «Почему вы должны сейчас уезжать? — задал он мне риторический вопрос, добавив, что мы «продуктивно работали вместе» не один год и он не может понять, почему я решил закончить свою работу на посту посла. «Возможно, вы думаете, что корабль идет ко дну?» — заметил он и уставился на меня, но тут же снял напряжение неожиданной улыбкой.

Когда мне, наконец, удалось вставить слово, я пояснил, что президент Буш по–прежнему поддерживает перестройку, и если в Вашингтоне время от времени раздаются критические голоса, то это реакция на те или иные советские действия, как, например, нарушение соглашения по обычным вооружениям. Что же до наших отношений в экономической области, то, насколько мне известно, окончательного решения о кредитах для закупки зерна еще не принято. Я попросил Горбачева понять, что президенту Бушу для принятия положительного решения надо преодолеть многочисленные трудности законодательного и технического характера, в частности, у нас нет необходимых данных, которые требуются по нашим законам для поддержки кредитования.

Стоило мне упомянуть о «поддержке кредитования», как Горбачев снова взорвался. Он возмутился тем, что Буш в публичном заявлении привлек внимание к этой проблеме, и сказал, что его критики используют и это и другие выступления Буша против него.

Я сказал Горбачеву, что он увязывает то, между чем никакой связи нет. Мой отъезд объясняется чисто личными причинами — я просто почувствовал, что после восьми лет, посвященных советским проблемам, пора заняться чем–то другим, и я понимаю, что наше посольство только выиграет от нового руководства. Я знаю, что президент Буш продолжает серьезно поддерживать перестройку и Горбачева лично, но он, Горбачев, должен признать, что нам чрезвычайно трудно помогать ему, пока он упорствует в сохранении командной административной системы. Так например, мы ожидали, что будут расформированы центральные министерства–монополисты, а они в новом кабинете сохранены.

— Конечно, ваше дело, как строить ваше правительство, — сказал я. — Но мы просто не в состоянии помочь вам и заставить работать нынешнюю систему. Мы не знаем, как этого можно добиться, к тому же у нас нет опыта руководства такой системой.

Что же до кредитов для покупки зерна, то сказал я, мы хотели бы помочь, вместе тем мы считаем, что было бы куда разумнее наладить распределение продовольствия внутри Советского Союза. Я напомнил Горбачеву о нашей первой встрече в 1985 году когда он говорил о том, сколько пропадает продуктов, и заметил, что ситуация с тех пор не изменилась. Я лично сомневаюсь в мудрости решения занять денег, чтобы направить дополнительное количество зерна в государственный сектор. Ведь за кредит придется расплачиваться через три года, а это ляжет дополнительным бременем на советскую экономику как раз в тот момент, когда средства будут нужны для проведения экономических реформ.

Где–то в ходе своей речи я упомянул также и о принятии закона об эмиграции. (Сторонники его в Верховном Совете, такие как Федор Бурлацкий, информировали меня, что он будет заблокирован, если Горбачев лично всем своим авторитетом не поддержит его.)

Хотя сам Горбачев имел обыкновение говорить подолгу, он обычно умел и слушать, за исключением тех случаев, когда говорил кто–то из его ближайшего окружения. Я говорил, наверное, почти столько же времени, сколько и он, тем не менее он терпеливо меня выслушал, порой записывая что- то в блокноте. А затем прошелся по многим затронутым мною вопросам.

По вопросу о центральных министерствах, связанных с экономикой, он заметил, что их, конечно, следует ликвидировать, но он не может сделать это в одночасье: возникнет хаос. Следовательно, нынешнее состояние — дело временное, позволяющее разумно перейти к рыночной системе. Новый министр химической промышленности, заверил он меня, уже разрабатывает план ликвидации своего министерства.

Что касается закона об эмиграции, то, заявил он, есть беспокойство относительно того, во что это обойдется и как его проводить в жизнь, но в целом он был настроен оптимистически и считал, что закон будет принят. Я отметил, что в нынешнем тексте закона определено время, в течение которого администрация должна подготовиться к его выполнению, и выразил надежду, что это обстоятельство не будет использовано в качестве предлога для дальнейшей отсрочки.

Мы условились, что я передам высказывания Горбачева президенту Бушу, и я заверил его, что Буш по–прежнему намерен сохранять отношения партнерства с ним.

Тем не менее когда Горбачев на другой день встретился с газетным магнатом Рупертом Мэрдоком, настроен он был по–прежнему воинственно. Собственно, публично он высказался еще более резко, чем накануне, когда говорил со мной. Он даже дал понять в присутствии репортеров, что администрация Буша рискует снова начать холодную войну.

————