Меж тем вокруг меня собралось несколько служащих гостиницы. Мое выступление еще не показывали по телевидению (хотя позже вечером это сделали), однако они уже слышали, о чем я говорил. «Правда ли, что Соединенные Штаты не считают Латвию частью Советского Союза?» — спросил один из них, И, когда я подтвердил это, произнес: «А мы об этом не знали». А другой добавил: «Значит американцы вправду понимают. Мне и во сне не снилось».
Шесть лет спустя, когда ветераны встречи в Юрмале собрались вместе в Чаутауква, к нам присоединился Дайнис Айваньш, лидер Латышского национального фронта, возглавившего движение Латвии к независимости. В 1986 году советские власти сочли Айваньша чересчур ненадежным, чтобы допустить его в зал юрмальской встречи, но он и его друзья собрались возле этого зала, чтобы узнать о происходившем и встретиться с прибывшими американцами.
«Чаутауква в Юрмале стала для нас началом, — пояснил он. — До того все казалось безнадежным. Но мы узнали, что мы не одиноки».
Пророк приходит в отечество
Освобождение политических заключенных также стало снимать некоторые спорные моменты в американо–советских отношениях. Звонок Горбачева Андрею Сахарову в декабре 1986 года с известием, что тот может вернуться в Москву, помог нам ободриться после таких ударов, как Рейкьявик и арест Данилоффа.
Ссылку Сахарова мы считали делом возмутительным, усугублявшимся бесчеловечным отношением КГБ к Елене Боннэр, его отважной жене, чьей единственной виной были ее несгибаемая преданность Сахарову и хлесткая ругань по адресу мучителей ее мужа. Мы настойчиво требовали освобождения на том основании, что ссылка Сахарова нарушает принципы, с которыми советские руководители согласились, подписывая Заключительный акт в Хельсинки. Я лично передал множество подобных демаршей и счел освобождение Сахарова благоприятным знамением для перестройки. Я намеренно постарался как можно скорее нанести ему визит, прибыв весной 1987 года в Москву в качестве посла.
Долговязый и нескладный в телодвижениях, Сахаров явно не блистал здоровьем, зато ум его был по–прежнему быстр и гибок. Говорил он медленно, временами замолкал, подыскивая наиболее точное выражение, чтобы донести какой–либо нюанс, но всегда выказывал владение фактами, относившимися к обсуждаемому предмету.
Во время нашей первой встречи в 1987 году он казался поразительно оптимистичным. Не проявлял никакой злобы из–за того, как с ним обошлись, зато все свои помыслы обращал к бедам других людей. Он убеждал Соединенные Штаты не ослаблять нажима на советские власти ради освобождения всех оставшихся политических заключенных, обеспечения права личности свободно выбирать себе место где жить и куда ездить, ради закрепления этих принципов в законодательстве, дабы политика в этой сфере не менялась по прихоти сановников.
Он также выражал восхищение Горбачевым, который, верил Сахаров, «изучил и учел» ошибки Хрущева. Он чувствовал, что Горбачев желает переделать общество в верном направлении, хотя для него еще и не настало политически выверенное время открыто заявить о своих планах. И потому, советовал он нам, необходимо постоянно подталкивать Горбачева к верным решениям и в то же время поддерживать его, пока он продвигается в верном направлении.
Никогда не признаваясь в том открыто, Горбачев со временем позитивно откликался на большинство обращений Сахарова по поводу конкретных людей. Однако Горбачев оставил без внимания его советы в отношении этнических конфликтов, которые все больше и больше привлекали внимание Сахарова, так же как и его предложения по созданию демократического Советского Союза,
Возможно, личная судьба Горбачева могла бы быть иной, удели он побольше внимания призывам Сахарова ускорить шаги, которые поставили бы КГБ под контроль и заменили бы правление партии властью избранных должностных лиц.
————
Но Горбачев и вправду поощрял постепенную открытость Советского Союза для остального мира. Он понимал, что иначе страна не способна оставаться современной, изобильной и творческой.
В январе 1987 годы были отключены глушилки с частот, на каких велись передачи Би-Би-Си, а через несколько месяцев — «Голоса Америки» и западногерманской радиостанции «Немецкая волна».
Когда в марте 1987 года в Москву с визитом прибыла Маргарет Тэтчер, ее взгляды (крайне критичные в отношении нарушений прав человека в СССР и продолжавшегося военного вмешательства в Афганистане) были полностью представлены в советской прессе. В апреле, вскоре после моего приезда в Москву, государственный секретарь Шульц и спикер Палаты представителей Джим Райт выступили по московскому телевидению.
Шульц был прям, говоря об Афганистане. (Райт не упомянул о нем на ошибочном основании, будто это получится «невежливо».) Когда советский журналист, ведший передачу, уведомил Шульца, что советские войска были введены по просьбе афганцев, госсекретарь ответил: «Нет. Вы им там не нужны. Они хотят, чтобы вы убрались!»