Смерть империи. Американский посол о распаде СССР

Обычно я выступал перед прессой каждую неделю на русском и английском языках. В большинстве случаев я требовал, чтобы журналисты не цитировали меня. Если же они хотели использовать что-то из мною сказанного, они должны были приписывать это «западному дипломату высокого ранга».

Однако мы получили немало просьб провести последнюю пресс-конференцию с записью, что позволило бы цитировать мои высказывания о пережитом за прошедшие четыре с половиной года.

Вначале я сомневался, стоит ли это делать. Я знал, что если конференция будет записываться, меня вынудят говорить о деликатных вопросах, связанных с жизнеспособностью Горбачева как политического лидера. Если бы я считал, что он может быть убран теми, кто, как я полагал, строил против него козни, я бы не согласился выступать с записью, так как не мог бы честно отвечать на вопросы. Американский посол просто не может позволить себе предсказывать отставку Горбачева. Все восприняли бы это, как признак того, что американское правительство махнуло рукой на Горбачева, и это могло ускорить попытку сбросить его, поскольку могло быть понято, как указание на то, что Соединенные Штаты спокойно воспримут что бы ни произошло.

А я не считал, что Горбачева смогут убрать те, кто интригует против него, хотя такая попытка может быть предпринята. Поскольку ходило много слухов о его неизбежном уходе со своего поста, я решил, что будет полезно, если я найду какой-то способ предупредить Горбачева о готовящемся перевороте и скажу, что скорее всего он провалится. Исходя из всех этих соображений я согласился провести пресс-конференцию с записью.

Пресс-конференция была намечена на 5 августа, и на нее пришло несколько десятков журналистов. Как я и ожидал, один из них спросил, какое будущее ждет Горбачева после заключения Союзного договора. Я ответил, что если он сохранит сотрудничество с Ельциным, то, безусловно, останется на своем месте до будущих выборов, которые состоятся, по всей вероятности, через год или два. А что произойдет тогда, – неизвестно.

Другой корреспондент спросил, считаю ли я, что демократические перемены в стране достаточно глубоко проникли в общество, чтобы стать необратимыми. Это позволило мне дать следующий ответ:

«Я считаю, что размах и масштаб перемен делают невозможным возврат к командной экономике или тоталитарной системе правления. Это, однако, не исключает попыток такого рода в той или иной области, и я подозреваю, что существуют силы, которые подспудно работают в этом направлении… но дело слишком далеко зашло, чтобы такие попытки удались, Так что если меня спрашивают; «Могут ли они вернуться назад, к административно-командной экономике поры Брежнева?», я бы ответил: «Нет». Это просто невозможно. И даже если будут предприняты попытки поставить тут или там препоны, это лишь немного задержит ход событий… но система разрушена, и я не вижу способа ее восстановить.

В еще большей мере это относится к тоталитарным методам правления.

Я знаю, что существуют силы, которые требуют его, которые призывают к другому руководству… и, однако, я считаю, что существуют подлинные преграды для широкомасштабного использования силы, Если же такие попытки будут предприняты – не дай Бог! – если они все-таки будут предприняты, я думаю, они провалятся. Так что я не говорю, что попыток захватить власть не может быть, они вполне возможны, но я считаю, что они скорее всего провалятся».

Лишь немногие из журналистов дали отчеты об этой пресс-конференции, а те, кто дал и процитировал меня, указали лишь, что у Горбачева «прекрасные» перспективы, не упомянув о столь тщательно подобранных мною объяснениях. И ни один не упомянул того, что я говорил о возможности переворота и о том, что он, скорее всего, провалится.

Трудно объяснить на пленке всю сложность происходившего. А если в нее вслушиваться, это вызывает обычно зевоту. Критики, естественно, не замедлили впоследствии обвинить нас в том, что мы не поняли царившей вокруг нас обстановки.

Август 1991-го. Путч

Четвертого августа Горбачев уехал из Москвы отдыхать в Крым. Крючков тотчас отправил небольшую команду на конспиративную квартиру КГБ в подмосковной деревне Машкино для разработки планов введения чрезвычайного положения. Однако, когда команда доложила Крючкову 8 августа, что ситуация не вызывает такой необходимости, председатель КГБ возразил, что медлить с этим нельзя, так как после подписания Союзного договора ввести чрезвычайное положение будет уже невозможно.

И Крючков отправил команду назад в Машкино для дальнейшей работы над планом введения чрезвычайного положения. При этом он сказал Алексею Егорову, одному из сотрудников КГБ и члену команды, что чрезвычайное положение придется ввести без Горбачева, поскольку он психологически не способен справиться с ситуацией.