Смерть империи

Сначала они убеждали Горбачева объявить президентское правление, «приостановить» деятельность выборных органов и дать им мандат на то, чтобы привести общество в норму с помощью любых необходимых мер принуждения, Поначалу Горбачев дал им основания надеяться, что пойдет на это, — к такому выводу они пришли после его «поворота вправо» осенью 1990 года. Захват телевизионной башни в Вильнюсе в январе 1991 года был не только репетицией захвата власти Комитетом по чрезвычайному положению, но был задуман также, чтобы заставить Горбачева узаконить применение силы для разгона литовского правительства.

То ли из убеждения, то ли из боязни потерять поддержку Запада — а скорее всего по обеим причинам — Горбачев отказался действовать с ними заодно, Но он полностью не исключал введения президентского правления, если по его мнению, того потребуют обстоятельства. Соответственно, люди из ближайшего его окружения — Крючков, Болдин и Павлов» после того как стал премьер–министром, — принялись усиленно убеждать Горбачева, что это необходимо. Горбачев в марте склонился к их доводам, приказав ввести войска в Москву, но опять–таки быстро понял, что совершил ошибку.

Тем временем многие областные и районные партийные руководители стали все больше напирать. Всякий раз, приезжая в Москву на партийные пленумы или съезды, — это, происходило, конечно, начиная слета 1990 года, — они клялись заставить Горбачева ввести железное правление или уйти в отставку. И всякий раз он умело маневрировал, частично намекая на то, что всерьез рассматривает введение президентского правления, но, главное, убеждая их в том, что они не сумеют открытым голосованием убрать его. В июле 1991 года Ельцин спас Горбачева, запретив партийные организации в государственных учреждениях России и, таким образом, поставив аппаратчиков перед более страшной угрозой, чем та, которую представлял собою генеральный секретарь.

Перечней желательных акций и планов чрезвычайных мер того рода, что нашли в бумагах Кизякова, было, несомненно, предостаточно. Однако провинциальные секретари парторганизаций, военные средней руки или командиры подразделений КГБ не могли сами успешно осуществить переворот. Им потребовалось бы сотрудничество руководителей ключевых организаций, а также поддержка секретариата ЦК, чтобы предотвратить противодействие партийного аппарата.

В июне 1991 года, когда Павлов обратился к Верховному Совету с просьбой наделить его дополнительными полномочиями, основные игроки уже сгруппировались, но они планировали лишь заставить Горбачева передать им власть, а не собирались убирать его. Намерение предложить ему на выбор добровольно отдать им власть или оказаться в изоляции и по сути дела под арестом, по–видимому, окончательно сложилось только после того, как основные фигуры узнали, что их скоро уберут со сцены в результате сговора Горбачева с Ельциным и Назарбаевым о заключении Союзного договора.

Динамику ситуации хорошо понимали в наиболее информированных посольствах в Москве. И западные державы соответственно меняли свою политику. Запад весь этот год серьезно нажимал на Горбачева, чтобы он не вводил президентского правления. Это было сочтено необходимым, чтобы сбалансировать давление на него со стороны КГБ, армии и многих членов секретариатов ЦК. Вообще мы знали, кто, по всей вероятности, будет на чьей стороне, и наши предположения оказались более точными, чем у Горбачева.

Все это замечательно. Но знали ли мы, что в ночь с 18 на 19 августа произойдет переворот? Нет, безусловно, не знали — едва ли мы могли знать больше, чем знали сами заговорщики, а они приняли окончательное решение в последнюю минуту. Но мы знали достаточно, чтобы строить политику на основе хорошей информации.

Во–первых, мы знали, что могучие силы были преисполнены решимости ввести чрезвычайное положение в ключевых районах страны и что они приходили во все большее раздражение из–за отказа Горбачева разрешить это. Мы понимали, что это вполне может привести к отчаянной попытке заставить Горбачева, но невозможно было с точностью предсказать, какую форму это примет. Новая открытость общества не позволяла заговорщикам составлять планы такого масштаба, какой необходим для успеха. Любой заранее составленный далеко идущий план, безусловно, просочился бы, и то, что Попов знал еще в июне о задуманных махинациях, подкрепляло эту точку зрения. А без заранее проведенных консультаций с командирами нельзя было рассчитывать на должный отклик со стороны КГБ и армии. Поэтому заговорщики могли так и не дождаться нужной комбинации обстоятельств, чтобы привести свои планы в действие.

Похоже, что идея предъявить ультиматум Горбачеву в Форосе и изолировать его, если он откажется, была принята только в пятницу, 16 августа, а точный состав Комитета по чрезвычайному положению был определен лишь после встречи в Форосе, Собственно, пока Янаев не подписал 18 августа в 11:00 вечера по московскому времени рокового указа, никто не мог быть абсолютно уверен в том, что заговор будет осуществлен.