Смерть империи

После августовского переворота — тут другая история. Вместо того, чтобы сосредоточиться теперь, когда пора его настала, на государственном строительстве: подготовить и принять новую конституцию, например, реформировать и заменить старую бюрократию, помочь становлению национальных политических партий и структур, необходимых для рыночной экономики, — Ельцин употребил свою энергию на борьбу с центром, попросту захватывая без переделки бюрократические структуры Советского Союза. Занимаясь этим, он не только подрывал уважение к власти закона, но и взвалил на свое российское правительство ответственность за многие обязательства прошлого. Более того, он вывел Россию на международную арену как новое независимое государство, не имея на то безусловного мандата граждан этого государства и опираясь на бездейственную конституцию. Многие серьезные невзгоды удалось бы смягчить, пожелай Ельцин пойти на более продуманный переходный процесс.

Действия Бориса Ельцина в 1991 году, несомненно, станут оцениваться в контексте его свершений как президента России. Если страна встанет на демократический путь с жизнеспособной рыночной экономикой, немногие будут склонны заострять внимание на его упущениях и ошибках. Его станут считать основа гелем новой России, той, что сродни XXI и последующим векам. Но если страна станет разваливаться и дальше, забредет в трясину преступности и коррупции, а также окажется расколотой демагогическими призывами восстановить империю, Ельцин сойдет в историю трагическим царем Борисом II, чье сомнительной легитимности правление привело к Смутному Времени и национальному позору.

Крючков — разрушитель

Доведись мне отвечать на вопрос, который я задавал российским политикам, кто наиболее ответственен за крах Советского Союза, я ответил бы: Владимир Крючков.

Он был организатором попытки захвата власти в августе 1991 года, которая ускорила дезинтеграцию и тем самым куда как затруднила создание добровольной федерации по крайней мере из части империи. Никакой убедительной попытки свергнуть Горбачева нельзя было предпринять без поддержки шефа КГБ — что и было одной из причин, почему Горбачеву не удалось предугадать направленный против него ход. Его вера в преданность Крючкова была столь же полной, сколь и не по адресу обращенной.

Предательство Крючковым своего президента уже само по себе давало повод считать его самым непосредственным разрушителем Советского Союза, но его притязания на сей титул одним этим актом не ограничиваются.

Он упорно не исполнял основной своей обязанности: снабжать Горбачева точными разведывательными данными. Его донесения были намеренно извращены в угоду той политике, какой сам он благоволил. Более того, Крючков не гнушался откровенной ложью, чтобы поколебать доверие Горбачева к коллегам, которые не разделяли Крючковских взглядов. На нем лежит тяжкая ответственность за то, что Горбачев не смог распознать силу националистических настроений и быстрый рост ненависти населения к Коммунистической партии. Его истеричные опасения по поводу несуществующего иностранного вмешательства, будучи, вероятно, полезными для поддержания разбухшего бюджета на разведку, отвлекали внимание от истинных невзгод, переживаемых Советским Союзом, в то время как одобряемые Крючковым «решения» определенно вели к их обострению.

Было бы, разумеется, наивно — даже утопично — считать, что такую организацию, как Комитет государственной безопасности СССР, можно преобразовать в правоохранительное ведомство, вписывающееся в демократическое государство. Привычка действовать вне закона и щитом отгораживать свои операции от внешней подотчетности (даже политическим властям страны) настолько глубоко укоренилась в КГБ, что целиком ее было не одолеть — даже весьма на то настроенному председателю.

В данном отношении Владимир Крючков, если и был на что настроен, то только не на это. Положим, он не разделял воистину скотских привычек своих предшественников, вроде Лаврентия Берия и Николая Ежова: его КГБ не проводил массовых убийств невинных людей, — и он держал свою организацию недостижимой для закона, обслуживающей скорее свои собственные политические предпочтения, чем нужды конституционных властей. Более того, Крючков вернулся к тому, что формально было уже прекращено (к выслеживанию «диссидентов», например) и что — в ряде случаев — явно не одобрялось Горбачевым.