Смерть империи

Да, администрация Рейгана озвучила стратегию окончания холодной войны, но у нее не было плана, как положить конец коммунистическому правлению в Советском Союзе. Не то чтобы это считалось целью нежелательной, а просто потому, что входившие в администрацию понимали: Соединенные Штаты не в силах — извне — свалить советский режим, прямые попытки сделать это лишь укрепят его. Президент Рейган хотел, чтобы Советский Союз перестал угрожать другим, он верил, что агрессивные склонности этой страны лучше всего обуздает воздействие информированной советской общественности на свое правительство. Он поддерживал политику, которая поощряла демократизацию, права человека и свободный поток информации, но не доводила бы до попыток предписывать советским людям политическую структуру. Это они должны были сами для себя решать.

Окажись коммунистический режим способным развиться в систему власти, основанную на народном согласии, у Соединенных Штатов не было бы никаких причин для недовольства.

Кое–кто тут же возразит, что в таком случае правительство Соединенных Штатов проявило бы неправдоподобную наивность. Как может коммунистический режим развиться в свою противоположность? Несомненно, американцам должно быть известно, что демократия, свобода передвижения и доступ к информации полностью несовместимы с продолжением коммунистического правления. Либо новые свободы окажутся мошенничеством, либо коммунистическое правление не устоит.

Да, абстрактно мы это знали. Но Горбачев жил не в мире абстракций, и мы в нем тоже не жили. Никому не дано знать, какого количества свободы (если свободу можно измерять) окажется достаточно для свержения строя, не дано знать и того, сумеет или нет — с течением времени — строй явить неожиданную способность к самоизменению. В конце концов, руководители, начавшие реформы, были коммунистами, пусть политика Запада их поощряла и вдохновляла, но избрали они курс реформ по своим собственным причинам, исходя из того, что считали своими собственными интересами. Циники издавна сомневались в том, что любой лидер, взращенный советским строем, способен понять, что есть истинная реформа (того менее — настоять на ней). Многие из тех же циников отказывались верить в перемены тогда, когда они происходили. Но, невзирая на циников, Горбачев состоялся — и Шеварднадзе, и Яковлев, и Ельцин. И многие другие. Они вряд ли были демократами джефферсоновской школы, все же были намного ближе к Томасу Джефферсону, чем к Иосифу Сталину.

Это их, а не нашим, делом было пользоваться случаем и приспосабливаться, и сделай они это с успехом, ни Соединенные Штаты, ни Западная Европа не были бы в претензии, даже если бы они пожелали по–прежнему звать себя коммунистами, а свой строй социалистическим.

Говоря, что конец коммунистического правления в Советском Союзе не ставился открыто в задачу политике США, следует иметь в виду, что Соединенные Штаты и другие демократические страны служили основными факторами его приближения. Только было это результатом не столько их политики, сколько их существования. Благосостояние и свобода, доступные гражданам демократических стран, являли разительный контраст с подавленным и упадническим существованием большинства советских граждан.

Стоило участившимся контактам и увеличившейся информации выявить этот контраст, как опора существующего строя исчезла окончательно.

Советский строй оказался неспособен изменяться с такой быстротой, чтобы достойно противостоять внешнему воздействию в состязании за души и умы своего народа. Не имеет значения, что людям в Советском Союзе зачастую зарубежные пастбища казались куда более зелеными, чем то оказалось бы при ближайшем рассмотрении. Вот оно, одно из следствий десятилетий лжи: люди привыкают верить в противоположное тому что им говорят.

Тем не менее, если и относить крах коммунистического правления в Советском Союзе на счет кого–то одного, то пришлось бы назвать Михаила Горбачева. Именно он, в конце концов, настоял на переменах, которые напрочь сбросили Коммунистическую партию с ее главенствующей позиции, именно он отказался санкционировать применение силы во имя сохранения старого строя. Преодолевая череду кризисов, Горбачев ставил интересы страны над интересами партии.

И разве не естественно, что первый коммунистический руководитель Советского Союза, думавший о стране прежде, чем о партии, оказался к тому же и последним коммунистическим руководителем Советского Союза?

————

Когда стало ясно, что коммунистическому правлению в Советском Союзе пришел конец, в Соединенных Штатах и в большинстве (вероятно, во всех) западных стран надеялись, что Горбачеву удастся создать добровольный союз (без прибалтийских государств, разумеется, и, вероятно, еще без каких–нибудь республик, вроде Молдовы с Грузией). Хотя бы потому, что верили Горбачеву, и пусть уже стали уделять кое–какое внимание Ельцину, каким прежде его не баловали, все равно он на Западе по–прежнему считался более сумасбродным и менее надежным, чем привычный Горбачев.