Смерть инквизитора

Сказала: вся я тут, не знаю, что говорить.

И приказали вязати, и, когда продеты были рычаги для судий, она в страхе сказала: кабы знала, сказала бы.

И Его милость увещал, чтоб говорила правду.

Она же не ответила, только причитала.

И быв привязана, говорила: горе мне, горе мне, ой, Святым Дух, помоги, я же ничего не сделала, о Святый Дух, понеже я ничего не сделала, то помоги мне!

И когда за веревку взялись, говорила: Святый Дух, помоги, я же ничего не сделала!

И опять увещаема была Его Достопочтенною милостию, чтоб говорила правду.

Сказала: Государь, Ваша милость, в жизни ничего такого не делала.

И как над землею подняли ее, испариною покрылася и твердила: Государь, милость, я ничего не знаю, и меня ни за что оговорили, помогите, люди добрые, о Государь, Ваша милость, вы меня ни за что наказываете.

И привесили доску к ногам.

Сказала: что вы хотите, Государь, Ваша милость, чтоб я насильно повинилась? Святая Катерина, о Святый Дух! Повторяя: Святый Дух, ай, Ваша милость, ни за что меня наказываете. И на вопрос, была ли она когда-нибудь замужем, сказала, что нет; и висела на дыбе.

И, вися, молчала.

И висела молча.

Спрошена была: хочет ли говорить правду.

Сказала: Ваши милости, что я скажу, коли не знаю.

И висела молча.

Ей сказали, чтоб сказывала правду.

Сказала: О Государь, Ваша милость, коли знала бы, то сказала.

Сказала, вися: ах!

И все время про себя бормотала.

И увещаема была, чтоб сказала правду.

Сказала: Государь, Ваша милость, я не знаю, что сказать, не знаю, чтоб Вашей милости умереть.

И увещаема была сказати правду.

Ничего не сказала.

С увещаниями поднята была вверх.

И, быв поднята, увещаема была.

Сказала: я ничего не знаю.

И оставлена была висеть.

И, вися, увещаема.

Сказала: не знаю.

Опять поднята верх и опять увещаема.

Сказала: я ничего не знаю…

И дальше в том же духе: бесстрастное описание жестокой картины, которая повторится тысячи и тысячи раз в истории инквизиции, в истории народов, испытавших на себе ее иго. И мы не думаем, чтобы подобный документ вышел из-под пера такого писателя, как Джуффреди; по-нашему, правильнее отнести его к некоему испанскому писцу, что поначалу и сделал тот же Гаруфи, — писцу, достойному стать рядом с доном Бартоломео Себастьяном, о чьих заслугах пространно рассуждает Гаруфи, — епископом Патти, инквизитором Сицилии, в том самом 1555 году, когда несчастную Пеллегрину Вителло в седьмой день мая истязали пыткой.

Есть, однако, в документе, частично процитированном нами, место, где слова жертвы приобретают оттенок мучительной иронии, а именно когда, клянясь в собственной невиновности, она говорит: чтоб Вашей милости умереть. Любопытная клятва; и поскольку дон Бартоломео Себастьян верил в колдовство, в дурной глаз, в порчу, он, конечно, принялся творить заклинания. Но, разумеется, Пеллегрина Вителло, по простоте мыслей и чувств, да еще в такую минуту, произнесла свою клятву без всякой злобы, поистине желая его милости столь долгой жизни, сколь искренне она была уязвлена в своей невиновности, о которой кричала под пыткой, хотя в подсознании она должна была желать епископу Патти смерти на месте — у подножия механизма, поднимавшего ее вверх, выворачивая суставы.