Смерть инквизитора

— Верно сказано, что каждое общество порождает тот тип обмана, который ему, так сказать, конгениален, — заметил адвокат Ди Блази. — Что же говорить о нашем обществе, если оно само — сплошной обман: правовой, литературный, человеческий… Да, да, и человеческий, я бы сказал всечеловеческий. Он пронизывает всю жизнь, потому что наше общество ежечасно порождает круговую поруку обмана.

— Вы делаете далеко идущие философские выводы из банальнейшего уголовного преступления, — возразил дон Саверио Дзарбо.

— Э, нет, тут речь идет не о банальном уголовном преступлении, а об одном из тех явлений, с помощью которых можно определить характер общества, особенность исторического момента. Ведь если бы культура в Сицилии не была более или менее сознательным обманом, не была бы орудием в руках властей предержащих — баронов — и, следовательно, фикцией, неизменной фикцией и фальсификацией действительности, истории… можете мне поверить, тогда бы аббату Велле его авантюра не удалась. Скажу вам больше: никакого преступления аббат Велла не совершил; это пародия на преступление, преступление наоборот… Одно из тех, что в Сицилии творятся веками…

— Я вас не понимаю.

— Постараюсь изъясняться проще, заодно уясню кое-что и сам… Вы, наверное, помните записку князя Трабиа об аграрном кризисе. Корень зла, по его мнению, — невежество наших крестьян.

— Насколько я помню, не только это.

— Вы правы: князь перечисляет и другие обстоятельства, но главное, по его мнению, именно невежество крестьян. Отсюда вывод: крестьянам надо дать образование. Но спрашивается, с чего начать?

— С земли: учить, как ее обрабатывать, какими орудиями и методами; какие культуры больше подходят для данной почвы, учитывая ее состав, рельеф местности; как наладить орошение…

— А право?

— Какое право? Чье право?

— Право крестьянина быть человеком… Как можно требовать от крестьянина, чтобы он был человеком рационального труда, не предоставив ему одновременно права на то, чтобы быть человеком… Ведь хорошо обработанные поля — это зеркало разума; значит, заведомо предполагается, что тот, кто их обрабатывает, приобщен к коллективному разуму, к праву… А о каком праве может идти речь, когда достаточно вам черкнуть записку околоточному — и любого крестьянина, работающего на вашей земле, упекут в тюрьму? Достаточно коротенькой записочки: «Посадите такого-то, за что — нам хорошо известно» — и человек просидит в каталажке столько, сколько вам заблагорассудится. Бывает такое? Бывает! Несмотря на декрет восемьдесят четвертого года.

— Разговор весьма серьезный, — прервал адвоката дон Саверио. — И интересный, очень интересный… Но я во всяком деле привык видеть также его изнанку, смешную сторону… Мне вспоминалась баронесса Дзаффу: она уже в пятнадцать лет поняла, что крестьянин тоже человек, то бишь мужчина, и не изменила своих воззрений до преклонного возраста.

— Насколько я помню, если верить Монтеню, это открытие, что и крестьянин — человек, было сделано в одном женском монастыре за несколько веков до баронессы Дзаффу.

— Да что вы говорите?! Монтень — это небось один из ваших французов… Кстати, мутят они воду, эти французы, а? Как вы полагаете?

— Во всяком случае, не Монтень! — заулыбался аббат Кари. — Он тут ни при чем.

— Я никогда не имел удовольствия читать его сочинения, — сказал дон Саверио, — что за Монтень — не знаю, но эти французы сидят у нас… пардон… в печенках… Словом, не дают покоя.

Да, французы начинали беспокоить: несколько больше, чем склонны были терпеть дон Саверио Дзарбо и сицилийские бароны, и несколько меньше, чем того желал бы монсеньор Лопес-и-Ройо, жаждавший отличиться и закрепить за собой пост вице-короля.

В доме Ди Блази во время регулярных собраний сицилийской Академии «Оретеи» споры о французах происходили теперь чаще, чем беседы о сицилийской поэзии, ради которых Академия была учреждена. Мысль о том, чтобы возродить Академию, основанную его отцом, пришла Ди Блази в связи с его тайными политическими планами; он хотел с помощью диалектальной поэзии и ученых штудий содействовать формированию единого сицилийского диалекта, чем придать ощутимый, демократический характер сицилийской государственности, сицилийской нации (многие мечтали об этом, но весьма отвлеченно), и одновременно, соблюдая все меры предосторожности, вести работу по распространению и пропаганде новых идей, вербовать сторонников. Ди Блази вынашивал идею сицилийской республики; смерть Караманико и вслед за тем возвышение Лопеса побуждали к действиям. Всякая надежда на то, что могут повториться блаженные караччоловские времена или что хотя бы удержится сносный режим, существовавший при Караманико, отпала; не через месяц, так через год монсеньор Лопес превратится в нечто вроде испанского наместника, бароны снова обнаглеют и потребуют полного восстановления привилегий, которые Караччоло сумел все-таки поубавить, урезать.