Смерть, как непроверенный слух (ЛП)

- Какой же ты балбес, Боже правый, только-только вроде разобрались, и ты опять со своей путаницей. Тебя вообще хоть что-то кроме политики интересует?

- Ну, раз Мурата не интересовало, не интересует и меня! - и мама стоит, слегка всхлипывает, потом улыбается и целует меня.

И мы расстаемся, меня везут в аэропорт, а Сенка машет на прощанье и ковыляет к сломанной скамейке, где они с Муратом сидели и коротали свои беженские дни.

Она курила "югославию", а он озабоченно смотрел вдаль и боялся третьего инфаркта, который означал его конец. К сожалению, очень скоро произошло именно то, чего все мы так боялись. Умер он от третьего инфаркта, в самом начале боснийской войны, а Сенка осталась верна их старой привычке и продолжала приходить на то же место, садиться на скамейку и сразу же закрывать глаза.

Перед глазами моей мамы появляется отец:

- Сколько будет еще этот Ельцин гробить самую сильную армию мира, есть ли у этого человека совесть, да и вообще он что, ненормальный, что ли?

- Бог с тобой, Мурат, мне-то откуда знать?

- Так нечего тут, Сенка, знать, все видно даже женским невооруженным глазом!

- Найдутся у меня дела поважнее, чем смотреть, как Ельцин гробит Россию!

- Ничего ты, Сенка, не понимаешь, если такая великая сила исчезнет, все полетит к чертовой бабушке, нельзя русским погибать!

- А что поделаешь, когда тобой правит пьяница типа этого Ельцина, то ничего другого и не остается, кроме как пропасть!

- Да чего ты заладила: пьяница да пьяница, на что это ты все намекаешь, хватит уже меня оскорблять?!

- Кто это тебя оскорбляет?

- Ты, тем что все время талдычишь про алкоголь!

- Ты, Мурат, кабы не алкоголь, сидел бы сейчас со мной.

- Смотрю я, Сенка, никогда не понять тебе значения политики!

- И слава Богу, что не понять.

- А Эмир где? - спрашивает мой отец примирительно, а Сенка говорит:

- Мотается со Стрибором, играют где-то.

- Стоит ли ему на этой гитаре бренчать, уже ведь не мальчик!

- Слушай, не так уж это и глупо. Так у него Стрибор всегда под присмотром, знаешь, какая сейчас молодежь, а Стрибор весь в тебя, непоседа!

- А Майя приезжает?

- Навещала на Новый Год, всю жизнь отдала детям, растит Дуню как принцессу!

- Правильно Мишо про Дуню сказал, слава Богу, что в семье родилась настоящая барышня! Чудно все таки, когда в семье есть барышня! Барышни, они же матом не ругаются, ботинок не носят и, ясное дело, не пьют пива! Неужто прямо вот такая?

- Еще краше, на французском болтает, как на сербском! Эмир говорит, книжки пишет, как настоящий писатель!

- Ну, слава Богу. А как Мишо?

- Хорошо, все рыбачит целыми днями на Дунае, а Лела, как обычно, путешествует, вот ведь неугомонная, и как у нее подошвы не сотрутся?

Отец внезапно замолкает и Сенка тревожно спрашивает:

- Ты здесь еще, Мурат?

- Здесь я, моя милая. Осточертело мне тут совсем, прямо каторга.

- Слушай, Мурат, что расскажу. Сегодня ночью заснула я пораньше, а ты являешься и зовешь меня к себе.

- А ты, что ты мне ответила?

- Что не готова еще отправиться к тебе, но уж когда до тебя доберусь, никогда тебя больше не оставлю! Дорогой ты мой, ты потерпи еще, кончится когда-нибудь и это!

- Думаешь, так?

- Должно быть так, ни одна каторга не длится вечно!

- Но смерть длится, моя Сенка!

- Ничто не вечно, ты просто потерпи.

Сказав отцу эти слова утешения, моя мама подбирает со скамейки свой инвентарь курильщика, засовывает все это в сумку и идет к туннелю, по которому когда-то пролегала колея узкоколейки. Солнце, которое я видел из окна боинга компании JAT, следовавшего по маршруту Белград-Париж, тепло его, которое я чувствовал в самолете, согревало и туннель, по которому, на пути домой на Норвежскую 8 пробиралась Сенка. Тень ее увеличивалась, пока совсем не растворилась во тьме туннеля, и старушка начала приближаться к выходу с другой стороны, где какие-то дети, с милым гомоном, гоняли мяч, поднимая облачка пыли. Я же, летя на высоте десяти тысяч метров, чувствовал тепло солнца и думал о том, как все же вдохновенно мой отец выразился о смерти, сказав:

"Смерть, сынок - это непроверенный слух!"

notes

Notes

1

«Полуторакомнатной» в Югославии называлась квартира с одной спальной комнатой, и кухней-гостиной, где тоже обычно хватало места для тахты или диванчика.

2

Усташ - член организации усташей, хорватских фашистов, в годы Второй Мировой войны союзников немцев.

3

Скорей всего боснийская трехногая табуретка - это намек на три населяющих Боснию народа, сербов, хорватов и мусульман-бошняков - выдерни одну ножку, равновесие рушится.

4

Кафана - трактир, пивная, ресторан, кафе.

5