Смерть, как непроверенный слух (ЛП)

Мой утренний путь до школ происходил теперь быстрей полета Гагарина в космос. Взбегал я в гору пулей и еле дожидался школьного звонка, означавшего миг, когда я увижу Снежану. Со скоростью происходила странная штука: если на пути в школу применялась гагаринская скорость, то возвращение напоминало замедленный фильм. Снежанин папа держал меня за руку, и брови его были словно проволочно-жестяные козырьки над бедными домами в Горице. Чтобы скрыть смущение, я стал измерять шагами все основные расстояния на Горице. Таким способом я прятался от взгляда снежаниного папы. Когда я поднимал голову, мне казалось, что он говорит со мной с крыши небоскреба JАТ на улице Васи Мискина, такой он был высокий!

- Тебя, малыш, никто и пальцем тронуть не посмеет! - говорил он, а я молча улыбался и мне хотелось, чтобы путь домой длился дольше гагаринского полета.

Снежана училась в классе 1-В, на втором этаже, так что видеться с ней я мог только на большой перемены. На маленьких переменках учительница не выпускала нас в коридор. То, что мне не удавалось видеть ее столько, сколько хочется, я наверстывал мысленно, ночью, когда мне не спалось, и одна только мысль о Снежане заставляла сердце биться быстрей.

Маму беспокоило отсутствие у меня интереса к школьной программе, и она не пропускала ни одного родительского собрания. Чтобы не позорить ее перед женщинами, учительница разговор с ней оставляла на самый конец:

- Не знаю, что и сказать Вам, товарищ Сенка - говорила Славица Ремац.

- Будь он глуп, было б понятней. А так, ничего не остается, кроме как пытаться пробудить в нем интерес.

- И я не знаю, сестра, что мне делать, у самой не получается, а отцу как скажешь? У него нрав крутой, все нервы себе в партизанах поистрепал. Лучше уж промолчать.

Отцу часто приходилось задерживаться в командировках, возвращаться позже, чем ожидалось, и заново вникать в события семейной жизни. Сенка тогда рассказывала ему самое важное из произошедшего, в том числе и то, что ученик я так себе. А он говорил:

- Ничего, выправится еще, перед ним вся жизнь, - и шел спать, наверстывать бессонные ночи.

Многое в школе мне было непонятно. Никак не мог я взять в толк, для чего нужны уроки труда, или обще-технического образования, сокращенно: ОТО. Пока однажды учительница не сказала нам:

- Дети, сделайте, что хотите. Задаю вам свободную тему.

Тогда я решил сделать трансокеанский лайнер «Титаник», который видел в одноименном фильме. Этот фильм относят к жанру драмы, а я-то думаю, что это была чистая трагедия.

Когда я садился на скрипучее сиденье кинозала Дома милиции, мама показывала мне на часы и шепотом говорила, что заберет меня за пять минут до конца фильма. В большом зале показывали всякие приключенческие фильмы, но бывали и исторические тоже. Только однажды показали «Великого диктатора» Чарли Чаплина, а вместо журнала поставили комедию-короткометражку о том, как Чарли угодил в революцию. Пока я смотрел фильм, Сенка ходила помогать своим отцу и матери, жившими в большом доме на улице Мустафы Голубича 2. Между ним и Домом милиции находился заросший крапивой двор и старый высохший фонтан. У маминой мамы был рак гортани, звали ее Ханифа, и деду Хакии не нравилось, что дочка все время пристает к нему с гигиеной. Встречал он Сенку словами:

- Тебе б, дочка, лучше в свободное время в кино сходить, чем у нас тут мучиться! Тебе что, своего дома не хватает!?

Пока она отскабливала пол на кухне, он разглядывал лохань с водой и говорил:

- Эх, эх, другие толкутся, а с тебя пот рекой...

Никто не понимал, что это значит, но все знали, что это у него такие присказки к разным рассказам.

Мамину маму мы называли мамулей, а не бабушкой или бабкой, как остальные. Умывая и расчесывая больной старушке волосы, дочка теребила отца, чтоб он рассказал нам об умыкании, происшедшем в Доньем Вакуфе. Дед, тогда еще юноша, с помощью братьев и пистолета марки «маузер» выкрал нашу мамулю из ее родительского дома. Он был бедняком, а будущий тесть богатым купцом, который и слышать не хотел о свадьбе. И даже больная мамуля сладко смеялась этой истории, в которой играла главную роль, хотя смех причинял ей боль, потому что доктора удалили ей часть гортани. Дед мой хаживал от смерти на волосок. Был он высоким и могучим, и я верил, что, когда вырасту, стану похожим на него. Больше всего мне нравилась фотография, где он в полицейской форме королевства Югославии. Когда я спросил его, что это за одежда, он сказал мне:

- В сорок первом году я из-за этой формы мог голову сложить. Предупредил меня в ночь перед акцией в Вакуфе один усташ ^[2], мой школьный друг: «Беги, Хакия, получил я приказ завтра тебя ликвидировать!»

- А ты что сделал?

- Сбежал в Сараево и спас себе жизнь!