Смерть, как непроверенный слух (ЛП)

Для страховых компаний и «film finance» я после скандала с «Arizona Dream» стал одиозной фигурой, а без них невозможны были никакие новые проекты. Это означало, что нужно найти богатого продюсера, такого, чтобы не заставлял залезать в банковские кредиты. Из-за моих побегов со съемочной площадки и значительного перерасхода бюджета в мире кино все уже были уверены, что я на закате своей карьеры. И тогда, как много раз в моей жизни, произошел счастливый поворот событий, или, как сейчас говорят - бинго! Мне позвонил французский строительный магнат Буиг. Этот богатый человек уже однажды, когда мы жили в Нью-Йорке, посылал нам Пьера Эдельмана, парижского красавчика, чтобы сообщить, что этот богатейший из французов хотел бы финансировать мой фильм. Смотрел он, по его словам, с женой «Время цыган» и плакал. «Когда вспомню, как нелегко было снимать этот фильм, мне и самому хочется расплакаться», сказал я старому Буигу в его доме недалеко от президентского дворца в Париже. А Эдельман несколько раз повторил фразу, очень необычно в наши времена звучащую:

- Теперь ты сам все видел и слышал, старик не шутит, снимай что хочешь и сколько хочешь. Он богатый, все у него есть, но хочется еще и «Пальмы» и славы Каннского победителя.

Когда через шесть лет Буиг умер, по телевизору не говорили о его богатстве, никто не сказал, сколько у него там на счету денег. И это мне понравилось. Они сказали:

- Скончался человек, который, помимо прочего, построил атомный реактор в Иране, а дома у него на полке стоит «Золотая Пальма».

Паруса «Андерграунда» наполняли военные ветра. Эхо той войны ежедневно долетало до меня. После открытого перелома души, вирус этого несчастья проник в мое сердце. Главную роль в той войне играли телевизионные программы, подсовывавшие ложь вместо истины. Безудержно ширилась пропасть между реальностью и фикцией, правдой и ложью! Лгали все! Американцы, англичане, немцы, сербы, мусульмане! Через пять дней после начала войны телеканалы быстрей пули из калашникова распространяли новости о двухстах пятидесяти тысячах погибших. Похоже, что кто-то запланировал именно такое количество жертв, а потом делал все, чтобы его достичь. Таких результатов не могла добиться даже гитлеровская Германия. Было это временем расцвета пропаганды.

Опыт жизни при Тито и, в особенности, после его смерти, требовал воплощения в кино. Ведь Иво Андрич тоже лучшие свои произведения создал во время войны, нескромно думал я, хотя, конечно, причиной тому была не только война, беснующаяся перед глазами, разбивая иллюзии. Этот фильм назывался «Андерграунд» и был не титовой биографией, но мощнейшей картиной нашей трагической судьбы. Адресован он был тем, кто верит телевидению, другими словами, это был фильм о пропаганде.

Если скептически рассмотреть историю Тито, то поневоле задашься вопросом, кто же был этот человек, реальное лицо или самозванец вроде Стефана Малого ^[45], и как это удавалось ему решать трагические вопросы, связанные с нашим народом? Все же необычно, что человек, не владеющий языком народа, над которым царит, становится не только предметом всеобщей любви, но достигает статуса божества. И тут кончается история Тито и начинается история всех нас. Не так важно то, кто он и откуда появился, как то, кто такие мы сами? Лично у меня, в отличие от отца, не связано с Тито никаких психологических проблем. Единственная формальная связь между мной и Тито, пионерская организация, была давно разорвана. Поскольку я не был уже пионером, а Союза Коммунистов Югославии мне удалось счастливо избежать, я относился к нему как типичный представитель чешского народа.

Телевизор в нашей гостиной был оплеван из-за отцовской личной нетерпимости к большевистскому монарху товарищу Тито. Но что бы не говорил о нем отец, невозможно забыть о пятидесятилетнем мире в нашей стране. Для Балкан это не так уж и мало. Все титовы уступки и компромиссы, нанесшие сербскому народу такой вред, не могли были быть осуществлены огульно, без нашей поддержки. Включая и Голый остров, и Косово. Критики утверждают, что эти успехи были частью общемирового прогресса и его личное участие не сыграло особой роли. С чем я согласиться не мог, особенно учитывая титово понимание, что экономического успеха невозможно добиться, не ответив на вопрос:

- Где в этой истории место для меня, - тем более в ситуации, когда в мире происходит дележка доходов от военной экономики. Ведь позволили же ему производить и продавать оружие воюющим сторонам в неприсоединившихся странах, в которых он был одним из лидеров!?