Смерть Канарейки

– Я что, присутствую на уроке антропологии, а вы – поборник Дарвина, или просто при метафизическом размышлении?

– Оба туманных предмета тут не причем, – заверил его Ванс. – Я просто заявляю об обыкновенных фактах, выведенных из наблюдений.

– Ну хорошо, так в соответствии с ходом вашего рассуждения, будет ли эта улика – мужские следы – указывать на то, что это был чужчина или это была женщина?

– Возможно, ни тот, ни другая, – ответил Ванс, – а может быть, они оба. Такая улика, относящаяся к человеку, обозначала бы для меня, что фигура, прошедшая по снегу, была либо мужчиной в своих собственных ботинках, либо женщиной в мужской обуви, а может быть, это был даже длинноногий ребенок. Короче, для моего абсолютно признающего законы ума это означало бы только, что следы оставлены потомком «гомо сапиенс», нижние конечности которого были обуты в мужские ботинки, – пол и возраст неизвестны. С другой стороны, следы утки я бы склонился рассматривать, бесспорно, как следы утки и больше ничего.

– Я восхищен тем, – заметил Маркхэм, – что вы, по крайней мере, отвергаете такую возможность, как утку, надевшую башмаки садовника.

Ванс помолчал мгновение и заговорил.

– Вся беда с вами, современными Соломонами, в том, что вы пытаетесь привести человеческую натуру к формуле, в то время как в действительности человек, так же как и сама жизнь, бесконечно сложен. Он сообразителен и хитер, он обладает вырабатывающейся веками ловкостью увертываться от закона, он низкое создание, которое даже при нормальном ходе событий в своей никчемной идиотской борьбе за существование инстинктивно и непроизвольно говорит девяносто девять лживых слов на одно слово правды. Утка, не пользуясь ниспосланными свыше благами человеческой цивилизации, является порядочной и честной птицей.

– Каким же способом, – спросил Маркхэм, – если вы отрицаете возможность придти к заключению обычным путем, каким же способом вы хотите определить пол и возраст лица, оставившего следы на снегу?

Ванс выпустил кольцо дыма в потолок.

– Прежде всего я откажусь от свидетельских показаний десятка взрослых и одного наблюдательного вундеркинда. Затем, я не буду обращать внимания на следы на снегу. И тогда, свободный от всяких предубеждений, которые могли быть созданы сомнительными показаниями и материальными уликами, я точно установлю характер преступления, совершенного исчезнувшим лицом. Проанализировав всевозможные факторы преступления, я смогу не только безошибочно ответить вам, был ли преступник мужчиной или женщиной, но и описать его привычки, характер и даже внешность. И я смогу сделать это независимо от того, оставил ли беглец следы мужчины, или женщины, или кенгуру, воспользовался ли он ходулями, проехал ли на велосипеде или испарился, вовсе не оставив следов.

Маркхэм широко улыбнулся.

– Боюсь, что вы еще хуже, чем полиция, справились бы с делом доставления мне улик, требуемых законом.

– Я, по крайней мере, не предоставлю улик против невиновного, у которого преступник украл башмаки, – парировал удар Ванс. – Кстати, знете, Маркхэм, как только вы проникнитесь верой в следы, вам неизбежно суждено арестовать тех, в чьем аресте заинтересованы настоящие преступники, а именно тех, кто не имеет ровно никакого отношения к преступлению.

Он сделался вдруг серьезным.

– Послушайте, старина, существуют изощренные умы, вступившие к тому же в союз с тем, что теологи называют темными силами. Многие из беспокоящих вас преступлений освещены для вас в неверном свете. Я, например, вовсе не доверяю теории о том, что злокозненная банда душителей выбрала для себя убежищем ночные клубы. Это слишком мелодраматическое предположение. Как будто из-под пера газетного репортера с воспаленным воображением. Это уж очень по Эжену Сю. Преступление не является массовым инстинктом в мирное время – во время войны оно просто превращается в бесстыдный спорт – преступление, видите ли, это индивидуальное, личное дело. Для убийства не составляют «partie carte», как для бриджа… Маркхэм, дорогой старик, не позволяйте этой романтической чепухе сбить себя с толку. И не рассматривайте слишком пристально и долго эти следы на снегу. Они могут запутать вас хуже всего, вы слишком доверчивы. Предупреждаю вас, что ни один умный преступник никогда не оставит своих следов для того, чтобы их зафиксировали ваши эксперты.

Он глубоко вздохнул и бросил на Маркхэма взгляд, полный шутливого сочувствия.

– А вдруг в первом вашем случае не будет даже следов? Увы! Что же вам тогда делать?

– Я бы смог преодолеть это затруднение, прихватив с собой вас, – заявил Маркхэм с легкой иронией. – Как бы вы отнеслись к предложению сопровождать меня на первое же дело?

– Я восхищен этой мыслью, – сказал Ванс.

Через два дня после этого разговора первые страницы столичных газет запестрели крупными заголовками, кричавшими об убийстве Маргарет Оделл.

ГЛАВА 3 УБИЙСТВО (вторник, 11 сентября, 8 ч. 30 мин. утра)