— Француза ничто не может освободить от его долга по отношению императора и Франции, — ответил сурово Наполеон. Он всё ещё держал за руку Антуанету. — Вы мужественная девушка, — сказал он. — Ваш брат, как мне сообщил испанский король, сражался геройски у них. Я всегда любил храбрых людей. Участь вашего брата ещё не решена. Если бы все французы, живущие за границей, относились ко мне с таким доверием, как вы, то им не пришлось бы пожалеть об этом. Надеюсь видеть вас в Тюильри, маркиза Гондревилль. — Затем Бонапарт обратился к Жозефине и сказал: — Благодарю вас за приятный сюрприз, который вы приготовили мне. По возвращении моём в Париж я постараюсь доказать, что умею отличить храброго, попавшего под дурное влияние юноши от коварных козней известных людей. Поручаю эту девушку вашему покровительству... Однако мне пора в Париж, — добавил он, взглянув на часы. — До свидания.
Наполеон был в наилучшем расположении духа. Он был доволен положением дел в Malmaison. С другой стороны, он был польщён, что девушка старинного дворянского рода обратилась к нему с просьбой о помиловании своего брата в присутствии всего двора, так как, несмотря на своё могущество, Бонапарт оставался parvenu до конца своего царствования. Приверженцы Бурбонов, перешедшие на его сторону, имели в глазах его больше цены, чем революционеры, которые возвысились вместе с ним. К последним он относился с недоверием. Из них одни завидовали его возвышению, другие были неисправимы в своих республиканских убеждениях.
Он уже собирался уходить, но заметил Бурдона, стоявшего в стороне.
— И вы здесь, — сказал он, сжав в руках поля своей шляпы. — Жаль, что вы не поехали со мной в Испанию. Там удобно изучать людей, помешанных на фанатизме.
— Таких людей можно встретить и в Париже, ваше величество.
— Ваши друзья республиканцы также фанатики, — сказал Наполеон презрительным тоном. — Дураки и идеологи, которые воображают себя Брутами и Кассиями! Кстати, не знакомы ли вы с известным Бонелли?
— Я не понимаю вопроса вашего величества! — ответил Бурдон, слегка побледнев. — Каждый полицейский чиновник знает теперь, что некоторые безмозглые люди называют этим именем ваше величество.
— Вы также не одобряете это? Я видел вас при Эйлау; мне было бы очень жаль, если бы вы были замешаны в таких глупых проделках. Ваш отец недавно умер; вы теперь богатый человек и владеете значительными поместьями в Лотарингии. Разве ваше присутствие необходимо в Париже? Подумайте об этом... Тацита вы можете читать и у себя в деревне. — И, повернувшись к нему спиной, Наполеон вышел из комнаты. Некоторым показалось, что, уходя, он взглянул на Антуанету.
Пока император и его супруга были в передней, никто не произнёс ни одного слова и даже не тронулся с места, но все почувствовали, что им как-то легче дышится с уходом Бонапарта.
— Неужели ему необходимо сказать всегда какую-нибудь неприятность? — сказал вполголоса Бурдону архитектор Фонтан, когда послышался стук отъезжающего экипажа.
— Иначе он, как Тит, только в обратном смысле, считал бы свой день потерянным, — возразил Бурдон.
Теперь все сторонились Бурдона, как зачумлённого, один только Эгберт пожал ему руку, но тем любезнее отнеслось общество к Антуанете. Её хвалили за присутствие духа.
— Ваш брат вне опасности, — говорили одни.
— Император был необыкновенно милостив к вам, — говорили другие.
Мужчины умоляли её бросить своё затворничество; дамы соперничали друг перед другом в излияниях нежной дружбы. С горьким чувством смотрел Эгберт на молодую графиню и не решался подойти к ней. Отчего она так взволнована и так сияет? — спрашивал он себя. На лице её отражается гордое сознание одержанной победы. Одним своим взглядом и кротким голосом она обезоружила гнев императора. Она поняла могущество своей красоты... Но радость Антуанеты печально настроила Эгберта. Он видел, что его богиня поддаётся власти тёмных сил. Опьянение, счастье, которое он заметил на её лице, открыло ему честолюбивые помыслы, которые более чем когда-либо наполняли душу Антуанеты.
«Недаром называют его Люцифером, — промелькнуло в голове Эгберта. — Он подчинил её своей власти».
Между тем императрица вернулась в залу и подошла к Бурдону.
— Вы останетесь, — сказала она, подавая ему руку, — он не мог говорить это серьёзно. — Затем, понизив голос, она добавила: — Я говорила с ним о Фуше. Надеюсь, что он уже не выпутается на этот раз.
Слуги разносили десерт; некоторые из более пожилых господ собирались уезжать, извиняя себя тем, что до Парижа около часа езды.
— Программа нашего вечера не удалась, — сказала, улыбаясь, Жозефина, обращаясь к своим гостям. — Вы собрались, чтобы слушать предсказания Ленорман, но она...
Жозефина остановилась, не зная, как лучше выразиться.
— Обратилась в бегство, если ваше величество позволит мне употребить это выражение, — сказала одна из придворных дам.
Жозефина улыбнулась и погрозила ей пальцем.
— Ну, а где же карты? — спросила она.