«Смерть красавицам» или Петербургский мститель

– Почему запомнил?

– Так у нас сдача номеров почасовая, вот и приходится блюсти время.

– Ясно, дальше что?

– Посмотрел господин, выглянул в окно и сказал, что сгодится. Посетовал, что не в первом этаже. После сказал, что с дамой придёт через час. Достал из кармана трёшку и приказал принести фруктов и вина к их приходу.

– Трёшку достал из бумажника?

– Не, из карману. Мне почудилось, что он ранее приготовил.

– Лицо господина видел?

– Только бороду, такую маленькую, и, я заметил, без усов.

– Ты видел, как он даму привёл?

– Отлучился я на минутку, он в это время и пришёл.

– Как в номер попал?

– Так я ему ключ вручил.

– Шум какой-нибудь ты слышал или запомнил ещё что?

– У нас сегодня ночью в двенадцатом один купец из Гельсингфорсской, – он старательно произнёс, – губернии кутил, так больше шуму от него было.

– Ни криков, ничего?

– Истинно говорю.

– Что утром произошло?

– Вышел этот господин в коридор, как меня увидел, так дверь чуть приоткрыл и в неё говорит: ты, мол, голубушка, устала, так поспи немного. Дверь прикрыл и мне сказал: ты её не трогай до положенного часу, устала она смертельно, – Василий перекрестился. – Знать бы… – и махнул рукой.

– Что дальше?

– Ну что? Через час стучу в дверь, а ответа нету. Я сильнее, а дверь возьми да открываться начала. Я, как положено, позвал, но тишина. Номер-то освобождать надо, время выходит, ну я и заглянул. Сперва руку на кровати увидел, а уж потом её, бедную, всю в крови. Ну, я к Степану Иванычу: так, мол, и так. Он вам телефонировал.

– Никто в номер больше не заходил?

– Никто, только я. У нас с этим строго.

– Что-нибудь в том господине запомнил? Или примету какую увидел?

– Ничего особенного, но пальто на нём висело, словно не по нему сшито, а с чужого плеча. Туфли не новые, а руки… – глаза Василия расширились и засветились радостными искорками, – руки чуть ли не до коленей.

– Важная примета. А убитую ты узнал?

– Я ж всех девиц со Знаменской знаю, частенько тут у нас номера занимают.

– Как имя убитой?

– Звали Катериной, а вот фамилия странная у неё, то ли Гарас, то ли Герас… Во, вспомнил, – Герус. В точности – Катерина Герус.

Филиппов повернул голову к Бубнову.

– Иван Григорьевич, будь любезен, проверь Екатерину Герус. Кто, что, откуда, ну и опроси девиц со Знаменской площади.

Чиновник по поручениям кивнул головой.

Владимир Гаврилович вновь поднялся на третий этаж. Остановился у двери в девятый номер, в котором доктора стояли у окна. Курили папиросы, тихо переговариваясь.

Первым подошёл эксперт.

– В номере столько отпечатков, что не разобраться.

– А на бокалах и бутылке?

– Одни – девицы, а другие принадлежат лицу, пока нам не известному.

– Одним словом – убийце.

– Возможно.

Филиппов подошёл к докторам.

– Что скажете, господа?

Корнелий Адамович и полицейский врач Стеценко переглянулись, чтобы определиться, кто будет рассказывать первым. Начал старший по должности Пётр Назарович.

– Если коротко, то девица задушена около полуночи. Она пыталась сопротивляться, но поскольку нашего убийцы длинные руки, она не смогла достать до его лица, поэтому поцарапала ему только руки.

– Это доподлинно известно?

– Да, под ногтями остались частицы кожного покрова. После этого убийца в течение долгого времени наносил ей острым ножом или бритвой колото-резаные раны, общим числом около двадцати, точнее скажем после вскрытия.

– Долгого времени? – переспросил Филиппов.

– Из некоторых ран текла кровь, значит, нанесены они были сразу же по удушении; другие – бескровны.

– Получается, что убийца сидел возле трупа целую ночь и периодически наносил удары?

– Получается, что так, – выпустил белую струю папиросного дыма Чиж. – Убийца, я думаю, человек неуравновешенный, и злость вскипала в нём через какие-то промежутки времени.

– Почему же он не скрылся сразу, а стал дожидаться утра? – спросил начальник сыскной полиции и, не дожидаясь ответа, рассказал о том, как утром убийца не растерялся, а попросил коридорного разбудить девицу через час.

– Здесь я ничего не могу вам сказать, – сказал Стеценко. – Прямо-таки… – запнувшись, он не договорил.

– Странно, что не ушёл под шумок ночью. Рядом всю ночь куролесил купец. Никто, правда, на него не жаловался, но пир у него стоял горой.

– На ваш вопрос, любезный Владимир Гаврилович, может ответить только сам убийца. Нам, к сожалению, его поступки и мысли не известны. Чужая душа – потёмки.

– Пусть так, но вы можете сказать, второе убийство – дело рук того же изверга, что и на Калашниковской набережной? – Филиппову хотелось убедиться, что преступник, появившийся в городе, был человеком неуравновешенным. Искать умного и расчётливого убийцу труднее, но… всё же спокойнее, чем непредсказуемого.

– Та же рука, Владимир Гаврилович, – задумчивый вид Чижа тоже говорил о некоторой обеспокоенности, – та же.