Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой

— Не верю, — сказал я Сашке. — Понимаешь, я все знаю, но не верю. Я не сумасшедший.

— Конечно, нет. Понимаешь, она там, в театре: или на репетиции, или в кафе с кем-нибудь. Да мало ли где! Красная свеча у твоего портрета трещит, мама принесла кисель из вишен. Вишни с косточками…

Ты стоишь у нашей лужи по дороге в Михнево и ждешь меня. Мы идем пешком на электричку. 19 августа 1995 года.

19 августа 1997 года мы шли пешком на электричку.

Ты шла в последний раз. Сегодня я раскрутил пленку, отрезал два кадра, вставил в рамки, опустил в окошко, увидел, что ты меня ждешь у лужи, и прочитал в левом углу «95.8.19» На следующем слайде ты идешь мне навстречу в любимой нами березовой роще, за моей спиной поле, за которым Михнево. Вставляю в окошко неразрезанную пленку: «95.8.22», дача, Евгения Андреевна, Лелька, Никита, тебя нет, ты в Москве, может, на съемках. В кадре «95.8.23» большая, еще зеленая тыква. Тень, кусты. Потом дача со стороны сада, потом три яблока на красном столе, потом пруд, тот, рядом с нашей лужей. Пруд, где мы любили делать привал и собирать вдоль берега грибы. Мы называли его «озерцо».

Леночка, ну вот почему я тебя всегда ждал, я любил тебя ждать, да? Вечером я свешивался с балкона в Нью-Йорке, курил, проходил час, вдруг ты появлялась — какое счастье! — с пакетами в обеих руках. Сейчас будем ужинать, примерять покупки и смотреть, что же я за это время нарисовал. А сколько часов я провел на нашем балконе, в доме, где я сейчас пишу! Я любил тебя ждать? И даже последний год, глотая валерьянку? Господи, да все просто — я и сейчас тебя жду».

Между ними, вокруг них была территория любви. Лужа в Михнево, отель в Нью-Йорке, океан в Хоккайдо, Иерусалим, квартира на Тверской, поезд, самолет, скамейка в сквере у Театра Моссовета. Кажется, развези их по разные стороны земли, и они пойдут друг другу навстречу. И ни за что не разминутся. Между ними было магнетическое притяжение. Почему она так поступила? Зачем надорвала его сердце, истерзала виной свою душу, бросившись в эту связь с Олегом Васильковым?

…Ее звали Тойбеле, ее звали Маша, ее звали Аня… Ее звали Алла в картине «Странное время». Но если в предыдущих ролях уникальная актриса Елена Майорова получала достаточно эмоционального материала в пьесе, в сценарии, ей нужны были вся ее страсть, все вдохновение для того, чтобы передать то, что она — не актриса, а человек, женщина — думает и чувствует, то в этом фильме страсти было больше, чем материала. Она завела себя своей экранной влюбленностью и не смогла остановиться. Не захотела остановиться. Он же была гордая, она захотела почувствовать себя свободной… И все же она бы не бросилась в этот роман, если бы с Сергеем все было по-прежнему. Они всю жизнь бурно ссорились и мирились, но отдыхали от жизни и самих себя в любви и проверенной, родной близости. Что-то изменилось. Ни он, ни она тогда не могли знать, что именно. Об этом очень редко говорят и пишут. Но зарождение рака на самой ранней стадии практически никогда не обнаруживают врачи, сам заболевший. Это безошибочно может почувствовать лишь самый близкий человек. Физиологически близкий. Я читала как-то об одном открытии: собаки могут определить у человека онкозаболевание, когда это не в состоянии зафиксировать анализы, приборы. И я знаю, что во время близости это может почувствовать женщина. Не понимая, что именно. Какие-то минимальные изменения, включения, короче то, что трудно определить обычными словами, но это может выглядеть, как барьер, может вызывать непонятное отторжение. Он здесь, он любит, как и раньше, но что-то чужое и страшное отталкивает тебя. И усугубляет ситуацию виной и жалостью.

Лена боролась с чувством вины, доводя его до крайности. Около года длился ее эпатажный роман с Васильковым. Примерно таким был возраст обнаруженной после ее смерти раковой опухоли Сергея. Татьяна Догилева как-то сказала, что если бы Лена знала о заболевании мужа, она бы со всей своей страстью и энергией бросилась бы на спасение. Наверняка бы вытащила, если бы рак сразу диагностировался. Обнаружили заболевание вовремя, насколько это было возможно. Это еще была излечимая стадия. Но это было его решение — пойти в другом направлении. В сторону радуги. В сторону назначенного свидания с женщиной своей жизни.

ГЛАВА 37

30 мая этого года Станислав Садальский в своем блоге написал:

«Убийство Лены Майоровой.

О смерти сегодняшней именинницы судачили много. Друзья говорили, что случайность. Милиция уверена: самоубийство.

Я считаю, что произошло моральное убийство.

Олег Ефремов был дьявольски обаятельным режиссером. Пригласив в труппу любимую ученицу Табакова, он играл с ней, как с мышкой. То даст работу, то отнимет.

И грозил пальчиком на удачно сыгранную роль. Особенно в кино. Успех на стороне, в том числе и на киноэкране, всех мхатовских актеров подвергался осмеянию.

Всем внушалось, что только театр — это главное.

И Лена Майорова служила ему самозабвенно.