Смерть мелким шрифтом

Ивакин пожал плечами.

— Я тоже боюсь таким стать, — признался Прохоров. — Мне в последнее время все в бабах не нравится. Одна толстая, другая худая, третья деловая… Да-а, жениться надо, пока молодой и наивный… Впрочем, подожди. К этому художнику-самозванцу с некоторых пор наши ребята присматриваются. Он вроде как подрабатывает посредничеством в продаже картин, но месяцев пять назад его вызывали в качестве свидетеля по одной краже. Подозревали, что он и краденое перепродает.

— Краденые картины или вообще краденое?

— Не доказали! — Прохоров поднял указательный палец, облепленный солью. — Краденые картины. Но не особенно ценные. Я говорю, дешевка. А чего ты вдруг об антиквариате спросил? Нашел что-то?

— Нет… Ссор между Леонидовой и ее братом в последнее время не было?

— Ссор не было, но и мать Мишина, и этот любовник-художник в один голос утверждают, что она себя с ним безобразно вела. Унижала, дразнила, говорила, якобы в шутку, что если брат будет проявлять к ней уважение, то она вообще замуж не выйдет и тогда он будет единственным наследником. Его это ужасно злило.

— Я вижу, серьезно эта версия прорабатывается.

— А как же! Других ведь, считай, нет. Ну кто бабу будет из-за дешевой цепочки душить? А одна или с незнакомым она бы к морю не спустилась.

— Олейникова допросили?

— Исчез. Не знают, где он. Давно уже не видели. Правда, он всегда в разъездах… И тот мобильный давным-давно не функционирует, номер другому человеку принадлежит.

— Так это Олейникова видели с ней в Комсомольском парке те двое свидетелей? Это он был в светлом костюме?

— Не обязательно. Миша тоже был в светлом костюме.

Ивакин обиженно посмотрел на Прохорова.

— Вот всегда так! Нет бы, один в черном, другой в белом, хватай того, кто в белом, дело в суд передавай!

— Да лето на дворе, Владимир Александрович, какой такой черный костюм? Все в светлом ходят. Юг же.

— Ничего я не понимаю, — признался Ивакин. — Вдруг двойник возник. Зачем? Зачем этот Олейников вообще понадобился? Без него все гораздо логичнее: Миша прилетел, убил, улетел. Все правильно и аккуратно. Зачем за ней следили? И потом, тебе не кажется, что там со временем путаница?

— Почему путаница?

— Ну, Миша, предположим, звонит ей в девять из аэропорта, сообщает, что прилетел. Они договариваются встретиться недалеко от дома Анжелы Сергеевны.

Ясно, что он доберется туда не раньше, чем через полчаса. Зачем она уходит из дома в девять?

— Подышать воздухом.

— Хорошо. Получается, что она полчаса дышит воздухом, гуляя по району, где ее уже хорошо знают, и ее при этом никто не замечает? Нет, похоже, что она сразу уехала в Комсомольский парк.

— А тебе не приходило в голову, что Миша только разыгрывает дурака? Ведь могло быть и так: он позвонил ей из аэропорта, но встречу назначил не у дома Анжелы Сергеевны, а в Комсомольском парке. Туда она и помчалась. А он вначале съездил к дому хозяйки — именно для того, чтобы водитель его запомнил.

— Да мне уже все приходило в голову! — сказал Ивакин. — Но видишь ли, то, что он был на остановке в девять тридцать, не является алиби. Он все равно успевал в Комсомольский парк к десяти.

— Это если будет доказано, что он был на остановке в девять тридцать. А если стоять на том, что было десять, ну или без пяти минут десять, когда еще горели фонари? Все очень хорошо рассчитано.

— Вот, кстати. Он первый раз в Лазурном, а так все хорошо рассчитано, и со временем, и с местом убийства.

— А ты говоришь: зачем Олейников.

— Консультант, что ли? — Ивакин засмеялся.

— Значит, ты думаешь, Миша ни при чем? — обиженно спросил Прохоров.

— Да как же он ни при чем? Он туда прилетел непонятно зачем, но кучу денег унаследовал. Ведь только он-то и выиграл от ее смерти. Правда, если поверить в его странную историю о предсказанном убийстве, можно вытащить на свет божий какие-нибудь другие мотивы. Но он ведь сам от нее отрекся! — почти с отчаяньем повторил Ивакин. — Тем не менее, там много странного. Например, статья о Лапчинской не должна была появиться в газете «Без цензуры», поскольку намекала на то, что убийца — хозяин газеты!

— Ты говоришь, зачем Олейников, — снова сказал Прохоров. — А может, Сухарев его нанял! Где-то они познакомились, Миша наш понял, что Олейников — парень отчаянный, именно такой ему и требовался в помощники. Слушай, а может он с ним цепочкой расплатился?

— Ага. И тот, не моргнув глазом, принял в качестве оплаты дешевый топаз с шеи покойницы. И потом, если он его нанял, то зачем сам полез в Лазурное, зная, что совершается убийство и главным подозреваемым будет он сам?

— Да я ж не говорю, что Олейников был нанят убить. Он был нанят помочь. Подсказать. Проследить за ней. Она же его в лицо не знала.

— Я бы с Мишей еще раз поговорил, — вздохнул Ивакин.