Смерть меня подождет

Все долгие дни похода по всхолмленной равнине мы с Трофимом ни на минуту не забывали о предстоящем маршруте по Мае. Наши мысли, наши желания уже давно там, в диком ущелье. Какая-то дьявольская сила тянет нас туда.

Идем вверх по Удюму. Демидка только по рассказам знает, как попасть с нагорья на реку Маю. Однако это его не беспокоит. Он ни разу не сбился с пути, привел нас, как намечали, к стыку Станового с Джугджуром. В его способностях хорошо ориентироваться в тайге он убедил нас с первого дня путешествия.

Истоки Удюма глубокими шрамами врезаются в северные склоны гор, расчленяя их на многочисленные отроги. С нами вместе поднимается к перевалу лес. Тут он на береговой наносной почве стройнее и гуще, нежели на холмах, и когда погружаешься в этот зеленый мрак, невольно теряешь представление о времени и месте.

Караван пробирается сквозь заросли, уводит нас в глубь гор. Мы давно уже устали. Где-то впереди бежит Кучум. В ущелье меркнет летний день. Пора бы остановиться на ночевку. Но за лесом неожиданно обнаруживается ерниковая степушка. Что-то знакомое в контуре отрога, нависающего над ущельем с запада. Я внимательно осматриваю место.

Узнаю: тут мы были в прошлом году в середине апреля. Степушку тогда покрывала наледь и кругом лежал снег. А вот на том, чуть заметном гребне, справа, мы с Василием Николаевичем добыли круторога. Узнаю и ельник слева -под ним прячется звериная тропа, по которой можно подняться на перевал.

Пересекаем степушку. Сворачиваем влево к ельнику и тут решаемся заночевать.

Над горами густой вечерний сумрак. В тишине сбивчиво поют колокольчики да звенит холодный ручей. Дым костра поднимается над лесом, прячет ельник от загорающихся звезд. Мы долго пьем чай. У каждого свои думы. Трофим грустными глазами смотрит, как плавятся угли, как беспомощно вспыхивает и гаснет пламя.

-- Устал, Трофим? -- спрашиваю я, смотря в его простодушное, доброе лицо.

Он зябко вздрогнул и потянулся руками к огню.

-- Нет, не устал. Нину вспомнил, вот и грустно стало: как она там одна с Трошкой?

-- Надо было ехать к ней сразу после больницы -- и не было бы грустно.

-- Может, и надо было... -- ответил Трофим не без сожаления.

Он поправил костер, подсел поближе к теплу.

-- У меня предложение есть, -- обрадованно говорю я, -- послать кого-нибудь за Ниной и Трошкой. Пусть переезжают в Зею. В октябре и мы заявимся туда, вот и праздник будет.

-- Подождем, разве вот после Маи?

-- Опять -- после! Ты слишком долго ждал, чтобы еще откладывать.

-- Подуправимся, работу закончим, сам съезжу, -- упорствовал Трофим.

-- С тобою, кажется, не договоришься. Утром дам команду Плоткину, пусть организует ее переезд, -- и я пожалел, что раньше не подумал об этом.

На второй день мы поднялись на перевал. Тут геофизическая граница: справа к седловине падают тесные отроги Станового, а слева поднимается Джугджур. Седловина длинная, она делит узкой щелью большие горы на два хребта, отличающиеся друг от друга только названием. Горы лежат и впереди "ас, к югу. Но там мы видим не линии хребтов, а хаос вершин, разбросанных по огромному пространству. Зарождающаяся над перевалом Мая пронизывает их узкой щелью и по ней уползает к далекой Удской равнине, чтобы сбросить свои воды в Охотское море.

Я решаюсь подняться на верх отрога и осмотреться. Мне надо увидеть, хотя бы издали, уже отстроенные на вершинах гор геодезические знаки и их расположение.

Полдень. Со мною Кучум. Все, что видит глаз, я осматривал зимою, тогда горы утопали в снегу. Теперь другое: нет бесформенной белизны, гладких откосов, ледопадов. Хребты возвышаются предо мною в нищенском одеянии, прикрытые ржавыми лишайниками, обломками гранита да полосками зелени, просачивающейся сюда со дна провалов.

Горизонт затянут легкой дымкой -- где-то далеко горит тайга. Но мне удается увидеть "а господствующих вершинах конусы пирамид. Как приятно сознавать, что люди недаром топтали ногами эту скудную землю. След их труда уйдет в века.

Мы уже собрались покинуть вершину, как на нашем следу послышался стук камней. Не медведь ли? Я сбросил с плеч карабин. Вижу, на верх гребня, словно ветром, выносит черный комочек. Узнаю Бойку. Она мчится по нашему следу. Где-то близко наши.

Обрадованный, спешу на перевал.

На седловине у маленького дымокура сидит Василий Николаевич. Машу ему шляпой. Он идет навстречу.

-- Наконец-то! Чего это вы так задержались? -- говорит он, переводя дыхание.

-- Торопились, а время обогнало нас. Надо было попасть к Сипотенко, но разыскать его оказалось не так просто в этих пустырях. Что у вас тут нового?

-- Скажу прямо -- дела не важные. Ходил от Кунь-Манье вниз по Мае, насмотрелся на нее, не река, а черт бешеный.

-- Видно, напугала она тебя, Василий, А идти придется.

-- Только не на оленях. Щель узкая, скалы стоят над рекою тесно с двух сторон, не пропустят и не обойти их, горы страшенные. Вот разве на лодке рискнуть!

-- Ты думаешь, проплывем?

-- Кто его знает! Лодку сделал большую, добротную, попробуем.

-- Табор ваш где?