Смерть - мое ремесло

- Господин ротмистр, - грудь медсестры в волнении вздымалась и опускалась. - я хотела бы, чтобы вы раз и навсегда поняли, что служащими здесь распоряжаюсь я.

- Так... - сказал ротмистр Гюнтер и с невероятно наглой усмешкой не спеша окинул взглядом медсестру, словно раздевая ее.

- Рудольф! - крикнула она дрожащим от ярости голосом. - Идем! Немедленно идем!

- Рудольф, - спокойно произнес ротмистр Гюнтер, - сядь.

Я посмотрел на одного, на другую и целую секунду был в нерешительности.

- Рудольф! - крикнула медсестра.

Ротмистр ничего не говорил, он усмехался. Он очень был похож на дядю Франца.

- Рудольф! - гневно повторила медсестра.

Я сел.

Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты.

- Хотел бы я знать, - воскликнул ротмистр громовым голосом, - чего стоит эта светловолосая дылда в постели! Наверно, ничего! А ты как думаешь, Рудольф?

На следующий день старшая медсестра перешла в другое отделение, а меня передали в распоряжение ротмистра Гюнтера и его драгун.

Однажды, когда я убирал палату ротмистра, за моей спиной раздался его голос:

- А я узнал о твоих проделках!

Я обернулся, он строго посмотрел на меня, и комок подступил у меня к горлу.

- Иди-ка сюда!

Я подошел к его кровати. Он повернулся на своих подушках, чтобы видеть мое лицо.

- Я слышал, что ты воспользовался работой на вокзале и дважды в воинском эшелоне удирал на фронт. Правда это?

- Да, господин ротмистр.

Он некоторое время молча, со строгим видом изучал меня.

- Садись.

Я никогда еще не садился в присутствии ротмистра, за исключением тех случаев, когда писал его драгунам письма, и поэтому заколебался.

- Садись, дурак!

Я подвинул к его кровати стул и с замирающим сердцем сел.

- Возьми сигарету.

Я взял сигарету и протянул ему. Жестом он отказался.

- Это тебе.

Волна гордости захлестнула меня. Я взял сигарету в зубы, зажег ее, затянулся несколько раз и закашлялся. Ротмистр засмеялся.

- Рудольф, - сказал он, сразу становясь серьезным. - Я за тобой все время наблюдал. Ты мал ростом, не очень-то видный собою, неразговорчив, но ты не глуп, образован, и все, что ты делаешь, ты выполняешь так, как Это должен делать хороший немец, - основательно.

Он произнес это тем же тоном, что и мой отец, и мне даже показалось его голосом.

- И при этом ты не трус и сознаешь свой долг перед родиной.

- Да, господин ротмистр.

Я закашлялся. Он смотрел на меня, улыбаясь.

- Можешь бросить сигарету, если хочешь, Рудольф.

- Спасибо, господин ротмистр, - я положил сигарету в пепельницу, стоявшую на ночном столике, затем снова взял ее и аккуратно затушил. Ротмистр молча наблюдал за мной. Потом он поднял свою забинтованную руку и сказал:

- Рудольф!

- Да, господин ротмистр.

- Это хорошо, что в пятнадцать лет ты хотел сражаться.

- Да, господин ротмистр.

- Хорошо, что после первой неудачи ты снова попытался сделать это.

- Да, господин ротмистр.

- Хорошо, что ты работаешь здесь.

- Да, господин ротмистр.

- Но еще лучше быть драгуном.

Я вскочил, совершенно ошарашенный.

- Мне? Драгуном? Господин ротмистр!

- Садись! - громовым голосом крикнул он. - Никто не отдавал приказа встать!

Я вытянулся в струнку, отчеканил:

- Слушаюсь, господин ротмистр! - и сел.

- Так вот, - сказал он немного погодя, - что ты об этом думаешь?

Я ответил дрожащим голосом.

- Разрешите, господин ротмистр... Я думаю, что это было бы просто великолепно!

Он взглянул на меня сияющим, исполненным гордости взглядом, кивнул головой, два или три раза, словно про себя, повторил "просто великолепно", а затем серьезно и тихо сказал:

- Хорошо, Рудольф, хорошо.

Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. Наступило молчание, потом ротмистр продолжал:

- Вот заживут эти царапины, Рудольф... и я начну формировать отряд... для одного из фронтов... У меня есть приказ... Когда я буду выписываться отсюда, я оставлю тебе адрес, и ты явишься ко мне. Я все улажу.

- Слушаюсь, господин ротмистр! - ответил я, дрожа всем телом. Но тотчас же у меня мелькнула ужасная мысль. - Господин ротмистр, - пробормотал я, меня ведь не допустят - мне нет еще шестнадцати.

- Ах, вот что! - сказал, смеясь, ротмистр. - Только и всего? В шестнадцать лет человек уже достаточно взрослый, чтобы драться! Ох уж эти идиотские законы! Ничего, будь спокоен, Рудольф, я все устрою.

Вдруг глаза его загорелись, он приподнялся на подушках и крикнул в сторону двери:

- Здравствуй, золотце!

Я обернулся. Там стояла маленькая светловолосая медсестра, ухаживавшая за ним. Я подошел к умывальнику, ополоснул руки и стал помогать ей снимать с ротмистра бинты. Мучительная операция продолжалась довольно долго, но ротмистр держался великолепно, словно он и не чувствовал боли. Он не переставал смеяться и шутить. Потом сестра принялась снова забинтовывать его, как мумию. Он взял ее за подбородок уже забинтованной рукой и спросил полушутливым, полусерьезным тоном, когда она наконец решится переспать с ним.

- Ах нет! Я не хочу этого, господин ротмистр! - ответила сестра.

- Почему же? - спросил он, насмешливо глядя на нее. - Разве я вам не нравлюсь?

- Что вы, что вы, господин ротмистр! - смеясь, ответила она. - Вы очень красивый мужчина!