Смерть на фуникулере

– Боюсь, его-то у нас немного, – Каннингем отпил из бокала с вином и глянул в окно, было видно только их отражения. – Впереди лишь ночь.

– Только она мне и понадобится.

– В таком случае, я с нетерпением жду завтрашнего утра.

Они продолжили есть молча, пока к ним не подлетел месьё Фабьен.

– Скажите мне, что этот юноша с вероналом не убивал мать! – умолял он.

– Присаживайтесь, старина, – пригласил его Каннингем. – Вам необходимо успокоить нервы. Мистер Карлсен нам всё расскажет.

– Вот как?

– Но только завтра.

– А-а…

– А пока присядьте. Выпейте вина.

– Пожалуй, я буду мартини.

Официант принёс ему стакан с напитком.

Их разговор быстро перешёл на другие темы. Месьё Фабьен выразил глубокое сожаление, что его друг Поль так ни разу и не встал на лыжи в его отеле. Но завтра обещают чудесную погоду – сплошное солнце и никакого снегопада с ветром.

Затем Пол Каннингем обратился к Карлсену:

– Мадам Фабьен говорит, вы уже начали свои тренировки в бассейне.

Карлсен хмуро кивнул. Его мысли в ту секунду были явно не связаны с апноэ.

– Как вы смотрите на то, чтобы я поделился с вами своими навыками? – предложил Каннингем.

Кончилась очередная композиция, музыкант взял перерыв, и на переднем плане оказались звуки столовых приборов и зычный голос Жоржетты, угощавшей всех красочным рассказом:

– …женщины в моём роду всегда стойко переносили невзгоды, даже когда были наложницами в коленах Израилевых…

Её прервал резкий звон разбившегося стекла. Вилки с ножами замерли. В обрушившейся тишине все разом посмотрели на Карлсена.

– Извините, – громко сказал он, вставая, стараясь не наступить на осколки стакана, – но я бы хотел потренироваться один. Месьё Фабьен, до которого часа работает бассейн?

– Обычно до одиннадцати…

– Чудесно. Вы не могли бы сделать для меня исключение и позволить мне потренироваться в двенадцать?

– В полночь? – удивился месьё Фабьен.

– Я хочу быть уверенным, что меня точно никто и ничто не отвлечёт, – жёстко заявил Карлсен. – Я хочу продержаться под водой восемь минут, но это возможно только в полном уединении.

Пол Каннингем сказал:

– Это очень долго. Вам раньше это удавалось?

– Нет. Мой предел – шесть с половиной.

Тогда офицер секретной службы резко возразил:

– Вы не можете тренироваться в одиночестве. Это опасно. Можно запросто захлебнуться и потерять сознание.

– Ну и что?

– Как – ну и что? Вы можете погибнуть! Из-за такой глупости…

Но Карлсен упрямо настаивал:

– Я хочу попробовать свои силы. Месьё Фабьен не станет возражать?

Хозяин отеля не возражал – он пил третий мартини. Слишком много стресса за эти дни, слишком…

У выхода из столовой юношу подловила Жоржетта, преградив ему путь коляской.

– Я вспомнила. Это бессознательное состояние, о котором я говорила, в котором совершают эти зверские убийства и вообще. Оно называется tabula rasa, когда мозг чист как белый лист, и в него можно закладывать любые цели и действия. Я читала, что таким образом нацисты гипнотизировали своих солдат…

– Это очень интересно, мадам Фабьен, но я хотел бы подготовиться к тренировке.

– Да пожалуйста, я только хотела сказать…

– Мистер Карлсен!

К ним подошла Вероника.

– Вы были в городе?

Карлсен ответил кивком.

– Что-нибудь выяснили? Я бы хотела сейчас поработать за печатной машинкой, поэтому спрашиваю…

– Кое-что я действительно выяснил, – ответил молодой человек. – Тот разбойник, что гнался за вами, на самом деле сводник. Вы случайно сняли его на камеру, и, разумеется, это ему не понравилось. Возможно, его фото имеется в архивах полиции. Потому он и пытался отобрать у вас плёнку.

– Вот оно что. Сводник, значит. Ну что ж, – мисс Бёрч вздохнула. – Хорошего вам вечера.

В своём номере Пол Каннингем, укутанный в халат, сидел в кресле с сигаретой в руке и читал книгу – мемуары одного из своих бывших коллег. Кое-где там и про него было – эпизод с засадой под водой. Имена не назывались, но Каннингем отлично помнил то дело. Кончилось оно неважно – пойманный преступник и один погибший офицер. Тот запутался в снаряжении и случайно сделал вдох. Моментальная потеря сознания как раз в тот момент, когда остальные повыскакивали из воды… Он был слишком молод и слишком неопытен для той операции…

Каннингем закрыл книгу, докурил. На часах было без четверти двенадцать. Он вытер уголки рта. Нет. Исключено. Парень умён, но свои физические возможности переоценивает больше, чем Айседора Дункан свои танцы. В юности Каннингему довелось видеть её представление, он был в зале, выполняя одно из заданий секретной службы.

Его ноги нырнули в тапочки. В его намерениях было пойти и проследить за Карлсеном, как вдруг у входной двери раздался шорох. В щель просунули листок бумаги.

Каннингем вернул на нос очки и поднял бумажку.

В ней аккуратный почерк сообщал следующее: