Смерть на фуршете

— Я бы на вашем месте, Донат Авессаломович, не расхаживал по литературным сообществам в рассуждении, чего бы у них безвозвратно слопать, — наступал Караванов, — а почаще, вместо утренней молитвы, смотрел, например, на ведомость ваших задолженностей. До какой низости надо дойти, чтобы зажулить зарплату матерям с малолетними детьми…

«Камельковский!» — догадалась Ксения.

— Не я их делал матерями, не я их делал одиночками! — шамкал верблюжьими губами владелец издательства «Парнас», ловя рукав куртки.

— Зато вы их дурили, изначально недоплачивали за сдельную работу, а потом и вовсе перестали платить. И еще имеете бесстыдство судиться с ними! Но я вам обещал и подтверждаю: вы и ваш чудесный юрисконсульт из судов не вылезете! Ждите новых исков — теперь от тех, кого вы обдурили с гонорарами…

— Гонорары! — воскликнул Трешнев. — Я слышу слово, которое как на товарища Камельковского, так и на меня производит завораживающее действие. Неужели вы, дорогой Донат Авессаломович, пришли сюда, в эти славные стены, с тем чтобы наконец не стяжать, а платить?! И конечно, помните, что должны мне даже в чистом выражении, без процентов за просрочку, тысячу евро, это если в пересчете на европейскую валюту. Хотя я, разумеется, согласно принятым в России финансовым правилам, готов получить российскими рублями по курсу на день обещанной выплаты. Правда, это было два года назад, и курс евро тогда…

Последние слова Трешнев произносил уже в спину Камельковскому, который, кое-как облачив себя в собственную куртку, убегал по лестнице со впечатляющей прытью.

Трешнев пожал Караванову руку:

— Молодец! Действительно, надо и мне подать на него в суд. А то, как вижу, этот жулик-альтруист продолжает искать новые объекты для секвестирования.

— Представляешь! — Лицо Караванова принимало нормальный цвет. — Приперся сюда с предложением сделать «Парнас» базовым издательством Евро-Азиатского клуба. При этом стал врать, что такие же договоренности на этот счет у него есть и с российским ПЕН-центром… Но Бог шельму метит! Я как раз пришел на вечер к Гиляне и услышал, как он парит мозги Омару и главбуху. Вот и ввязался… Не думаю, конечно, что Омар на его брехню повелся бы, но все-таки избавил его от ритуальных формул сожаления и намеков на будущие туманные перспективы…

— Молодец! — повторил Трешнев. — Пока что забудем это и пройдем к месту праздника.

В небольшом зале с ковролином на полу было уютно, причем примерно четверть площади занимал огромный овальный стол, сплошь заставленный яствами и бутылками. Но столь страстно воспевавшегося Трешневым плова с осетриной не наблюдалось.

Народу было человек двадцать, ну, двадцать пять. Начались взаимные приветствия.

Гиляна Шавдал оказалась такой же яркой, как и ее книга «Амулет Лагани», разложенная повсюду. Ксения, взяв экземпляр, села на один из диванов. Инесса не чинилась — опустилась рядом.

— Пожалуй, разуюсь, — сказала она вдруг. — Весь день на ногах, да еще в туфлях!

Увидев вопросительный взгляд Ксении, пожаловалась:

— Директору нашему не в школе работать, а в старшины роты определиться! Ханжа! Заставляет даже в такую жару ходить в блайзерах, блузках с шейными платками и в колготках! Не в чулках, только в колготках!

— Он что, проверяет?!

— Глаз наметанный! Я же говорю: настоящий старшина! Мне папа рассказывал, у него в дивизии был такой… Курощук…

— У тебя отец военный?

— Был… Увы… Генерал-майор… Умер.

Отец у Ксении был полковником в отставке, правда, дай бог ему здоровья, жив — сидел сейчас с матерью и с ее Стефанией в Реутове.

Трешнев, как и говорил, посмотрел на часы и начал презентацию.

Явно в этом человеке, несмотря на его громогласные заявления о приверженности пещерному, а может, и зоологическому антикоммунизму, погибал большевистский демагог-агитатор.

Вперив взгляд в изобильный стол, располагавшийся у противоположной стены зальчика, Трешнев предсказуемо начал с цитирования пушкинского стихотворения, но тут же заявил, что, в отличие от «солнца нашей поэзии», он не говорит: «Прощай, любезная калмычка!» — а, напротив, приветствует Гиляну Шавдал, которая некогда была его лучшей студенткой в Литинституте, а теперь, спустя годы, вновь появилась в пространстве столичной литературы, с тем чтобы порадовать всех присутствующих и вообще всех читателей своей новой книги результатами неудержимого творческого роста!

Каким-то образом, даже не заглядывая при этом в «Амулет Лагани», Трешнев вдруг провел сравнительный анализ двух редакций какого-то рассказа виновницы торжества и доказал, что главная творческая проблема автора — только в выборе из нескольких прекрасных вариантов ею написанного одного, наипрекраснейшего…

Ксения, может быть, и послушала бы эти трели и даже кое-какие головокружительные фразы записала бы, но рядом сидела Инесса, блаженно пошевеливающая босыми пальцами с воронеными ногтями, и присутствие этой уверенной в себе амазонки аппетита не прибавляло.

«Интересно, что она думает обо мне?» Ксения искоса посмотрела на лицо Инессы, но та, казалось, была полностью загипнотизирована трешневской речью.