«Смерть» на языке цветов

— Да, я именно так и сделала, залезла в Интернет, — согласилась Лиля. — Но все-таки услышать о том, что язык цветов существует, в первый раз где-то надо. А уже потом искать в Интернете значение отдельных символов. К примеру, я о существовании такого языка узнала впервые. Поэтому думаю, что все равно нужно опросить городских флористов, кому и когда они об этом рассказывали.

— Сложно, — усомнился Лавров. — Это вспомнить практически нереально, тем более что разговор мог быть десяток лет назад. А человек просто эту информацию запомнил и, когда надо, использовал. Достал из рукава.

— И все-таки надо это сделать. — Лиля начала сердиться. — Нужно отработать все пути, ребята.

— Отработаем, Лиль. — Бунин погладил ее по руке. Лаврова опять кольнуло основательно забытое чувство ревности. — Не переживай. У нас же сейчас типа мозговой штурм, все имеют право высказать свое мнение, а уж принять его как руководство к действию, да еще и легализовать, чтобы Баклан не прикопался, это уже будет моя задача, я же у нас, в конце концов, тут начальник отдела. Мне за вредность больше платят.

— Да, Бакланов нам не помощник. Лишь бы не мешал. Так, Вань, вы ищете связь между жертвами и допрашиваете цветочниц, ну и цветочников тоже. — Лиля вспомнила Дмитрия Ковалева. — А я с психиатром поговорю. Ребята, я вам полноценно помогать не смогу, на работе завал, и действовать придется партизанскими методами, чтобы Баклан, ой, Бакланов не прознал, но вы меня в курсе всего держите. Ладно? Я вам по итогу разговора с психиатром тоже доложусь, а там уже решим, натравливать на него Бакланова или обойдется.

— Конечно, душа моя. — Бунин ласково посмотрел на нее. — Ой, Лилька, зря ты из следаков ушла. Я уже и забыл, как классно с тобой работать. Ты так за горло держишь своими тонкими ручками, что и не вырвешься. Незабываемое впечатление.

— Прогиб засчитан. — Лиля засмеялась, хотя ситуация в целом мало располагала к веселью. — Вот что, Ванечка, дай мне фотографии жертв. Сейчас у нас полвосьмого вечера, так что думаю, что я еще вполне успею съездить к профессору Лагранжу.

— Узнаю неугомонную Лилю Ветлицкую. — Бунин тоже засмеялся. — Езжай домой, чувырла, тебя сын ждет.

— Гришка у бабушки, так что на сегодняшний вечер я совершенно свободна. Вань, ты ж понимаешь, в рабочее время мне правда это все затруднительно.

— Вот еще что, на меня уже Инка Перцева выходила, — сказал Бунин. — Лиль, ты же ее знаешь, она сенсацию нюхом чует. Так что взяла меня за горло по этим трем убийствам. В сводке про цветы, конечно, ничего не было, но это ж Инка. Так что долго мы нашу тайну не удержим.

— Может, и не надо ее удерживать? — задумчиво сказала Лиля. — Ты ж знаешь, я всегда за полную открытость с прессой. Мне кажется, что если в городе действительно действует маньяк, то надо об этом прямо сказать людям. Предупрежден, значит, вооружен, знаете ли.

— А если это не маньяк? — снова спросил Воронов.

— Да ладно тебе, Дим, что ты на воду дуешь? Поговорит Лилька с Лагранжем, тогда успокоишься?

— А кто такой профессор Лагранж? — с любопытством спросил Лавров.

— У-у-у, брат. Это гений. Заведующий судебным отделением нашей областной психушки Франц Яковлевич Лагранж. Ему еще сто лет не исполнилось, Лилька?

— Ему восемьдесят, — ответила она. — Но дай бог нам с тобой иметь такую ясную голову, как у него.

— Да, мощный старик, я как-то с ним один раз пересекался. Впечатление осталось на всю жизнь, — признался Бунин. — Ощущение, что он тебя без рентгена на молекулы разбирает одним только взглядом. Ты еще не подумал, а он уже в курсе.

Лиля, которая училась у Лагранжа, услышав такое определение, улыбнулась. Франц Яковлевич читал в юридической академии курс судебной психиатрии, с той поры Ветлицкая его нежно любила и периодически навещала. Однако ощущение, что ее сканируют, возникало всякий раз, когда она общалась с Лагранжем. Так что Бунин был прав.

Из коридора послышался возбужденный перестук шагов, и в кабинет к Бунину то ли влетел, то ли ворвался Алексей Зубов. Неодобрительно оглядев компанию, со стороны сильно напоминающую команду заговорщиков, он повернулся к майору.

— Общаетесь? — спросил он, как выплюнул, и обычное короткое слово прозвучало отчего-то грязнее, чем матерное ругательство. — А у нас труп новый.

— Где? — выдохнула Лиля. Зубов посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Лаврова, и снова с издевкой — на Лилю.

— В больнице. В городской. В отделении реанимации.

— Ты что, пьяный? — Воронов шагнул к Зубову и тряхнул его за плечи. — Докладывай давай, чего жилы тянешь?

— Понимаю ваш сарказм. — Зубов коротко хохотнул и снова покосился на Лаврова. — В отделении реанимации трупов практически как на кладбище. Но этот, точнее эта, скончалась не от болезни. Насильственная смерть, хоть и в больнице.

— Леха, ты бы перестал кривляться, — коротко попросил Бунин. — Объясни толком, что случилось?

— Прямо при этом? — Зубов кивнул в сторону Лаврова.