Голова к голове они просидели три дня, и, наконец, проект нового магазина был готов во всей своей компьютерной красе. Они пригласили Митьку, он приехал к Лёке домой, в ту самую квартиру, в которой они несколько раз были близки, украдкой от Лёкиных родителей, конечно. Они всегда выгадывали время, когда мать и отец уезжали в гости к Миле или на дачу, а брат в такие моменты всегда сбегал к друзьям, так что Лёка могла позволить себе хотя бы час украденного счастья.
Увидев проект магазина, Митька чуть сознание не потерял от восторга.
— Ты — гений, — коротко сказал он Сашке, и в глазах у него, Лёка видела, стояли слезы.
Ей было обидно, что он не оценил ее вклад в общее дело. Программа, разработанная ею, была уникальна. Но тут же убедила себя в том, что он просто не понимает ни объема проделанной ею работы, ни масштаба ее таланта. Вот тут-то он и сказал, что это нужно отметить, и пригласил их с Сашкой в ресторан.
Лёка обиделась немного, что он зовет и Сашку тоже. Рождество в ее понимании было семейным праздником, а у них с Митей была уже почти семья, но тут же одернула себя. Проект, созданный Сашкой, стоит немалых денег, но подруга даже не заикнулась о том, что ей нужно заплатить за работу. Она была частью Лёки, а Лёка любила Митю, поэтому ее помощь была бескорыстной и искренней. Уж что-что, а ресторан она заслужила.
У Сашки вообще было какое-то трогательное, чуть ли не мистическое отношение к ресторанам. Девочка, выросшая в деревне, она никогда не бывала в них, пока не переехала учиться в город. Экономя стипендию и отказывая себе в целых носках или флакончике дешевых духов, она откладывала деньги, чтобы раз в квартал сходить в ресторан на обед. Лёка всегда ходила вместе с ней. Она рано начала подрабатывать, настраивая первые компьютеры в меленьких фирмах, и хотя основную часть денег она отдавала маме, не желая сидеть на ее шее, выслушивая бесконечные попреки, но на один обед все-таки оставалось.
Они всегда традиционно брали одно и то же — оливье, солянку и котлету по-киевски, потому что Сашке было вкусно до дрожи, а Лёке все равно, что есть.
И в этот раз, придя в ресторан, Сашка заказала свой традиционный набор, а Лёка почему-то изменила традиции и выбрала венгерский гуляш и картошку с селедкой. А еще она впервые в жизни пила водку. Ей вдруг отчаянно захотелось взять в руки запотевшую рюмку и хлебнуть огненного напитка, закусить его селедкой и лучком.
Вот в аккурат под селедку Митька вдруг и объявил ей, что они с Сашкой решили пожениться. Она не сразу поняла, что он имеет в виду. Сашка ни с кем не встречалась, это она знала совершенно точно. Ее угловатую, застенчивую до слез Сашку, никогда не изменявшую дешевым индийским джинсам и считавшую юбку божьей карой, вообще не интересовали мальчики. В свободное от учебы, а потом работы время она либо встречалась с Лёкой, либо читала, либо рисовала, и под ее тонкими пальчиками с коротко остриженными ногтями (маникюр и Сашка были понятиями несовместимыми) распускались невиданные цветы, пели райские птицы, строились вдоль воображаемых улиц удивительные дома, плескалась синева моря с белевшим на горизонте беззащитным парусником.
Митьке пришлось повторить еще раз. Да, они с Сашей полюбили друг друга, и в новогоднюю ночь он сделал ей предложение, которое она приняла. Завтра они собираются идти подавать заявление. Пока он говорил, растерянная улыбка сползала с лица Лёки, обнажая мертвый оскал, за которым, казалось, больше не было души.
Не обращая внимания на испуганный и виноватый вскрик Сашки, она налила водки не в рюмку, а в стакан из-под морса, задыхаясь, выпила залпом и пошла к двери, не обращая внимания на спешащего к ней официанта с тарелкой гуляша в руках. При виде кусков мяса, еще недавно бывших чьей-то плотью, а сейчас плававших в кроваво-красной томатной подливе, откуда-то из глубины тела взметнулась Лёкина ошпаренная душа вперемешку с выпитой водкой. Вонючий фонтан обдал побледневшего официанта, он отскочил в сторону, отчаянно матерясь, уронил тарелку с гуляшом, разлетелись стекла, смешиваясь с мясом, с колокольчиковым перезвоном упали на кафельный пол вилка и нож.
Не обращая внимания на устроенный ею кавардак и чьи-то крики за спиной (тоненько на одной протяжной ноте кричала, кажется, Сашка), она дошла до гардероба, обменяла пластмассовый номер на свою кроличью шубейку, купленную после внезапно подвернувшейся халтуры и ставшую причиной большого скандала с мамой, лейтмотивом которого была мысль, что Лёка не бережет деньги.
Брат не ночевал дома. Волноваться, где именно проводит время семнадцатилетний лоботряс, Лёке не пришло бы в голову, будь она даже и не в таком ужасном состоянии. Ей вообще почти никогда не было никакого дела до брата. Она на автомате разделась и приняла душ, легла в постель и выключила лампочку в изголовье. Сон не шел.