Смерть на Кикладах

Хорошо бы, подумал он, если Костас, когда придет в себя, сможет вспомнить, как все произошло. Но он мог и не заметить нападавшего, не видеть, особенно в темноте номера, его лица. И вообще не разобрать, кто стрелял: мужчина или женщина. Или Костас кого-то вспугнул, кто пытался вскрыть дверь в восьмой номер, и грабитель выстрелил навскидку, не боясь, что в праздничном шуме на выстрел обратят внимание. Чего тут бояться? Вон они полночи уже палят так, что уши закладывает! Или Костас толкнул дверь в номер, та оказалась не заперта, и пойманный на месте преступления грабитель выстрелил в него? А где же старики Файер? На празднике Смолев их не заметил. В номере их нет, он проверил после того, как парамедики унесли Костаса. Специально подошел и постучал. Дверь была закрыта и, кстати, совершенно никаких следов взлома. То есть, была попытка проникнуть в их номер в отсутствие хозяев, удачная или неудачная, – покажет время. После чего нападавший покинул виллу.

А ты уверен, что он ее покинул? – сам себе задал вопрос Алекс. Может быть, это кто-то из гостей? Все возможно. Именно в этот день, когда многочисленные гости, приехав на свадьбу, сбили и запутали бедной Катерине весь порядок расселения, и теперь никогда не узнать, кто в каком номере как оказался и почему, – именно в этот день злоумышленник и решил проникнуть в восьмой номер. В тот самый, где жили загадочные Николас и Перренель Файер, «талисман гостиницы», как называл их покойный Георгиос Аманатидис. Подобная праздничная суматоха была только на руку злоумышленнику.

Но, подумал Алекс, даже если бы его застали рядом с номером, он мог бы легко сделать вид, что остановился в соседнем и просто перепутал двери! Вот именно, зачем тогда вообще было стрелять? Ну, притворился бы подвыпившим, добряк Костас бы его еще и под руку отвел в любой другой номер, который бы тот назвал. Стрелять-то зачем? Абсолютно не логично.

Алекс раздраженно потер указательным пальцем левой руки шрам на виске. Выпитое вино сказывалось на нем: мысли были тягучими и ленивыми.

Что побудило нападавшего все-таки выстрелить в юношу, который не представлял никакой опасности? В каком случае ведут огонь на поражение? Либо преступника застали за проникновением в чужое жилище, и то, что он там делал, он бы никак не смог объяснить, не вызвав подозрений, – либо взломщика напугали, и он выстрелил от неожиданности? Либо он хотел именно убить. И именно Костаса.

Нет, покачал головой Алекс, последняя версия не выдерживает никакой критики. Убить Костаса? Неунывающего студента, этого шумного и совершенно безобидного весельчака?

Сама мысль о том, что у Костаса могут быть серьезные враги, вызвала у Алекса улыбку. Караулить его в тупике галереи, чтобы дождаться, когда он там окажется? Откуда мог знать злоумышленник, что Костас вообще там будет? Ведь это Алекс пригласил его в помощь Катерине. Под свою ответственность.

Вот она и наступила, твоя ответственность! – раздраженно сказал он сам себе. Накаркал? Теперь давай, шевели уже извилинами!

Его размышления были прерваны появлением полицейского. Инспектор уголовной полиции Теодорос Антонидис поднялся по лестнице к стойке администратора. Он шумно отдувался, но спешил изо всех сил.

Поприветствовав инспектора, Смолев оперативно ввел его в курс дела. Затем, не откладывая, они оба отправились на галерею, в злополучный тупик у восьмого номера.

– Вот именно здесь это и произошло, инспектор. Здесь мы его нашли, – показал Алекс и, взяв у полицейского мелок, по памяти обозначил контуры тела раненого. – Пуля вошла в грудь с правой стороны. Он лежал ничком, лицом вниз. Было обильное кровотечение. Вот, видите: пятно!

Инспектор Антонидис возбужденно кивал и безостановочно щелкал затвором фотоаппарата. Цифровой Canon 60D был среди подарков, лично добавленных Виктором Манном в набор оборудования для островной полиции. Наконец-то произошло настоящее преступление, и фотоаппарат пригодился! Инспектор был на седьмом небе от счастья. Пока он фотографировал, Смолев терпеливо ждал, не говоря ни слова.

Затем они подошли к двери номера восемь, и Смолев постучал несколько раз. Никто не отозвался. Тогда он достал хозяйский ключ и отпер дверь.

Первое, что бросилось в глаза Алексу, – крайне скромная, даже скудная обстановка. Они стояли с инспектором посередине небольшой комнаты и удивленно рассматривали стоявший у стены грубый деревянный стол, на котором, под вышитыми салфетками, горкой стояли несколько глиняных мисок и глиняных же кружек. Два низеньких табурета у стола, деревянная конторка в углу, из тех, на которых пишут стоя… Вернее, писали, поправил себя Алекс. Очень давно. Две узких, неудобных кровати вдоль стен, небольшой платяной шкаф, – и, собственно, все. Ах, да, еще голые беленые стены…

Это какая-то келья, подумал Алекс, растерянно крутя головой по сторонам. Это не жилая комната в отеле. Этого не может быть! Сама комната была размером не более шестнадцати метров. И здесь старики Файер прожили десять лет? Это не укладывалось у Смолева в голове. Ради чего? Зачем? Это же тюрьма!